Книга Когда оживают Страхи - Сергей Джевага

Взглянув на ближайшую картину, я увидел маленькую девчушку в нарядном платьице с игрушкой в руках. Серьезную, почти насупленную, но оттого потешную. За спиной стояла милая светловолосая девушка, голубоглазая и румяная – видимо, мать. Справа строгий отец – лет сорока на вид, усатый, с легкой сединой в висках мужчина с умным пристальным взглядом. Возможно, тот самый лорд. Или дальний предок, кто знает.

Люди на полотне казались почти живыми, и я невольно захотел прикоснуться к раме. Но удержался, с сожалением отступил. Выкачивать энергию из такой вещи грешно, а тащить за собой глупо. Пусть висит.

На соседних картинах – изображения поверхности: горы, леса, города. Иногда другие люди: старики, женщины и мужчины, дети. Но я не обращал внимания. В иной бы ситуации попытался унести хоть парочку – на черном рынке стоят немало, но сейчас нужно нечто другое. И потому я прошел вдоль коридора, очутился в большом зале – гостиной, судя по всему.

Со светом тут почему-то хуже, комната тонула в густом сумраке. Я увидел несколько гранитных и металлических столов, какие-то шкафы, груды грязи, тряпья и ржавых пружин, оставшихся от диванов и кресел. На полу валялась битая посуда, заросшие грязью бутылки. Но, как ни странно, никаких следов жизнедеятельности людей, обитавших тут многие месяцы в осаде Тьмы, запертых в особняке, как в клетке. Или машина дала сбой? Оказалась не так эффективна, как рассчитывали создатели, и Тьма успела пожрать обитателей дома?.. Очередные вопросы в пустоту.

Я взглянул на гнозис-компас и прошел насквозь через зал, поднялся по лестнице на второй этаж. Там, проблуждав по коридорам, нашел нужную дверь – тяжелую и массивную, с несколькими замочными скважинами. Достал из планшета окуляры, затем, убедившись – защиты нет – набор отмычек. Повоевал несколько минут, но сумел разобраться с секретом и осторожно распахнул створку.

Внутри горела настольная лампа, дающая теплый желтоватый свет. Блики играли на столешнице письменного стола и стеклах шкафов, металлических перьях и бутылочках для чернил, статуэтках. Но плесень и прах сожрали великолепие кабинета, уничтожили бумаги, обивку мебели. Тут тоже пахло запустением и смертью. Но в отличие от иных комнат веяло и холодком Изнанки. То есть ее влияние ощущалось чуть больше, чем отовсюду. Так как неизвестная машина, спрятанная, по моим ощущениям, где-то в подвалах особняка, продолжала стабильно источать импульсы. Однако те, в свою очередь, никак не влияли на реальность. По крайней мере, я не замечал.

Безошибочно определив направление, я направился к шкафам, открыл застекленную створку и увидел несколько мелких предметов, аккуратно разложенных на когда-то дорогом и красивом бархате, а ныне на гнилой ветоши. Небольшой кортик, несколько перстней и медальонов, бронзовый ключ, горсть разноцветных бусин. Часть богатств местного лорда.

К сожалению, напрямую изучать артефакты я сейчас не мог. Потому, достав из планшета круглый металлический диск со сложными узорами, прикоснулся краем устройства сначала к ножу, потом поочередно к кольцам и прочим вещицам. И каждый раз внимательно изучал вспыхивающие части узоров и символов, мучительно вспоминал расшифровки.

Хороший прибор. А раньше приходилось таскать в заплечном мешке целый ворох тяжеленных устройств. Но лет пять назад вместе со Стариком решились поэкспериментировать, создали вот такой универсальный считыватель. Не без изъяна, мог распознать только зашитые в него контуры, но и это зачастую здорово ускоряло работу, позволяя быстрее найти стандартные фрагменты узоров и приблизительно понять, для чего предназначен тот или иной артефакт.

После нескольких минут работы я остановил выбор на одном из колец – грубоватом, из позеленевшей меди, без украшений. Именно оно выглядело безобиднее, а часть контура внутри казалась знакомой. Такие механизмы использовались довольно часто для снятия усталости, придания бодрости владельцу. И в отличие от того же клинка данный прибор в рабочем состоянии, имел заряд. Назначения остальных предметов я не знал и рисковать боялся – а ну как оторвет руки по локоть. С такими надо работать часами, инструменты нужны посерьезнее. Да и, в конце концов, сейчас достаточно батареи.

Поколебавшись, я тронул пальцем кольцо. Убедился, что ничего страшного не происходит, осторожно взял и повертел в руке. А затем спрятал в планшет вместе с диском и вновь потянулся к компасу. Если найду что-то еще, будет неплохо.

Мелодичный детский смех прозвучал в тишине особняка дико и страшно. Тихий, но неожиданно ясный. Прилетел откуда-то из коридора, видимо, из какой-то соседней комнаты.

Вздрогнув, я чуть не выронил планшет. На негнущихся ногах обернулся и подкрался к выходу, выглянул наружу.

Тишина. Тлен. Запустение. И ничего угрожающего по ощущениям. Ни Тьмы, ни чужого присутствия. Лишь биение могучего сердца машины где-то внизу, жгучая боль в татуировках.

Примерещилось? По голове меня били в последнее время часто и охотно, после общения с До душевное здоровье и равновесие не очень-то укрепилось.

Пару минут подождав, я вышел из кабинета. Остановился, вновь обратился в слух, а потом осторожно отступил к лестнице. Но едва развернулся, за спиной вновь раздался странный и невозможный в данном месте звук. Торопливый топот маленьких детских ножек.

Волосы на голове встали дыбом, а ноги чуть не подкосились от слабости. Сердце мучительно сжалось, а по спине вновь побежали противные капельки пота, щекоча и царапая кожу. Я почувствовал себя героем книг-ужастиков в доме с привидениями.

Невозможно! Не может быть! Ведь не ощутил ничего сверх. Ни рабочих контуров в Изнанке, ни искажений. Дом обычный, за исключением разве что мощных вибраций на той стороне. Вибраций?..

Догадка осенила и ошеломила. И стало плохо от нарождающегося понимания того, куда влез.

«Мама! – беззвучно прошелестело в мозгу. – Мамочка… ты где?»

Кажется, различил испуганные нотки детского голоска. Примерещилось? И вдруг где-то в особняке вновь раздался счастливый детский смех. Затем какие-то голоса, музыка.

«Мама!» – шепнуло в ушах. Прилетели отзвуки плача, протяжного горестного воя.

Усилием воли разбив онемение, я заставил себя сделать шаг. Но в ответ на движение за спиной раздался частый треск, какой-то шелест. Я оглянулся и пораженно уставился на участок стены, где расплывалось пятно. Гниль исчезала, лак деревянных панелей вновь блестел и сверкал.

Затрещало опять, и один из светильников ярко засиял – чистый, без пыли, новенький. Волна переползла на пол, и на ковре вновь появился рисунок – затейливый, насыщенный, будто и не прошло десятилетий и столетий. А затем полоса восстановления замкнулась, опутав собой целый участок коридора и медленно поползла ко мне. Там, где она проходила, – вновь сверкали краски, исчезал тлен и гниль. Но едва она уходила с предметов, те становились прежними – ветхими, мертвыми.

Не знаю, сколько бы я завороженно следил за этим удивительным и устрашающим зрелищем. Но отрезвила боль. Я зашипел и одернул рукав куртки на правой руке, недоверчиво уставился на татуировки. Тонкие линии колебались и, кажется, исходили паром, а кожа воспалилась и покраснела, покрылась мельчайшими волдырями.