Книга Единственный свидетель - Наталья Александрова

Светлана с любопытством посмотрела на богатого колумбийца —но что ей до него? Они существовали в разных мирах.

Однако два дня спустя, ужиная в знаменитом ресторане наЕлисейских полях, Светлана в другом конце зала увидела смуглое лицо с узкимизлыми губами. Эспиноса сидел за столиком на двоих. Его визави Светлана виделатолько со спины — длинные, слегка вьющиеся седые волосы падали на воротниктемного пиджака. Но седовласый собеседник колумбийца ее мало интересовал.Точнее, он интересовал ее постольку, поскольку таинственный миллиардер допустилего в свой мир, сидит с ним за столиком и о чем-то разговаривает. Светланавнимательно вгляделась в губы Эспиносы.

Дело в том, что давным-давно, когда Светлане было четырегода, она перенесла тяжелейшую скарлатину. Родители и врачи боялись, чтодевочка не выживет. Она выжила, но осложнением болезни стала глухота. Три годаспустя знаменитый профессор в институте уха, горла и носа на Бронницкой улицесделал ей успешную операцию, и Светлана снова стала слышать. Но три года в миребезмолвия не прошли для нее даром.

Она научилась понимать человеческую речь по губам и с годамине утратила эту способность.

Позже, студенткой, когда она на филологическом факультетеизучала языки, она научилась понимать по губам и английскую речь. Это вышлослучайно. У них была преподавательница английского, немолодая, скромноодевающаяся женщина, всегда почему-то с ярко накрашенными губами.

«Это профессиональное, — говорила она. — Губыдолжны быть видны четко, запомните это, девочки, на будущее».

В то время на филфаке готовили почти одних преподавателей,была одна элитная группа переводчиков, но туда брали исключительно молодыхлюдей, и по окончании университета они шли по линии КГБ.

Глядя на шевелящийся ярко накрашенный рот преподавательницы,Светлана как бы сама собой, без напряжения научилась понимать по губаманглийскую речь, не подозревая, что умение пригодится ей через много лет.

И вот теперь в ресторане, глядя на тонкие хорошо очерченныегубы колумбийца, Светлана достаточно точно уловила смысл его слов:

— ..Эти русские имена! Невозможно запомнить! Как, тыговоришь? Бар-та-шофф? Язык сломаешь. Короче, ты должен его купить. За любыеденьги. Любые, ты понимаешь?

Седовласый ответил длинной горячей тирадой, энергичножестикулируя и встряхивая серебристой гривой, но Светлана могла только гадать оее содержании, потому что он сидел к ней спиной. Снова заговорил Эспиноса. Налице его было брезгливое недовольство:

— Вот даже как… Бывают же такие идиоты…

Трудно поверить. Что ж, тем хуже для него. Я все равнополучу его изобретение, чего бы мне это не стоило. Точнее, сколько бы нистоило. Его изобретение принесет мне огромную власть… Но если русский такойидиот, что отказался даже говорить на эту тему… Его изобретение должнопринадлежать только мне! Мне, и никому больше! Ты понимаешь?

Колумбиец встал и удалился, махнув рукой почтительнокланявшемуся метрдотелю. Его собеседник остался в ресторане, но Светлану он неинтересовал. Ее интересовал теперь таинственный русский профессор Барташов, чьеизобретение так волновало великого колумбийца.

Светлана почувствовала горячее дыхание судьбы. Не случайноЛариса привела ее на прием, не случайно показала Эспиносу. И уж наверняка неслучайно она оказалась сегодня в одном ресторане с ним: совпадения такого родамаловероятны — наверняка их свела судьба. И уж совсем невероятной волей судьбыперенесенная в детстве скарлатина и глухота позволили ей сегодня прочесть погубам слова миллиардера и узнать о его сокровенном желании. Как найтипрофессора Барташова, как купить или похитить его изобретение, — Светланане знала, но она верила, что рука судьбы и дальше будет подтасовывать ей карты.

И она не ошиблась, невероятное сцепление случайностейпродолжалось. На следующее утро, подходя к «Галерее Лафайет», Светланапочувствовала чью-то руку у себя в кармане. «Железная леди» отреагироваламгновенно: одной рукой сжала пальцы карманника, а другой в быстром поворотеударила его, как она думала, в подбородок. По крайней мере, удар приходился науровне подбородка обычного мужчины, но этот вор оказался двухметрового роста, иудар пришелся ему в грудь, не нанеся особого урона. Самое занятное, чтокарманник вдруг захохотал и бросился обниматься. Светлана возмущенно оттолкнулаего, вгляделась.., и тоже захохотала.

Перед ней стоял Эдик Тароянц, однокашник по филфаку из такойже, как Светлана, влиятельной и богатой партийной семьи, приятель студенческихлет и недолгий любовник.

Внимательно осмотрев Эдика, Светлана удивленно произнесла:

— Дорогой, ты что, совсем обнищал? Кошельки у туристоктыришь?

— А что? — На лице Эдика не было и тенисмущения. — Мне нравится. Я живу в Париже, совершенно свободен, женщиныменя любят…

— И тебя устраивает такая жизнь? А что твой отец —знает о таком образе жизни?

Эдик помрачнел.

— Папочка выпал из обоймы. Не смог вписаться в новуюжизнь. Порядочность в нем, что ли, взыграла, а скорее — просто не хватило ума игибкости.

Светлана кивнула — ситуация была ей до боли знакома. Онипошли с Эдиком в дорогое кафе, платила, разумеется, она, но Эдика нисколькотакой расклад не задевал. Потом Светлана повела его к себе, точнее, к Ларисе.

После постели они лежали и разговаривали о прошлом инастоящем. Светлана слушала циничный рассказ Эдика о его жизни мелкогопарижского жулика, «фаворита луны», и думала, что судьба ведет ее прямойдорогой к цели. Эдик замолчал, почувствовав, что она отвлеклась, и смотрит на негодолгим задумчивым взглядом.

— Что — еще? — воскликнул он с комическим ужасом.

— Нет, не бойся, — усмехнулась Светлана, — ядумаю совершенно о другом. Смог бы ты.., украсть для меня одну вещь?

— Конечно, смог бы. И не одну.

— Мне нужны документы. Материалы одного русскогопрофессора.

— Русского? Опять какие-нибудь гэбистские разборки?

— Нет, нет! — отмахнулась Светлана. — Эточисто коммерческое мероприятие. Сначала хотя бы найди его и проследи засвязями, привычками… Ну не мне тебя учить.

— Кто это?

— Фамилия его Барташов, больше я ничего не знаю.

— М-да… Информация скудноватая. А гонорар?

Светлана покосилась на дешевые Эдиковы шмотки, валяющиеся нароскошном белоснежном Ларискином ковре, и, достав с тумбочки листок бумаги и«паркер», написала знак доллара, единицу и четыре нуля. Эдик, взглянув нацифру, исправил единицу на двойку.

— Ну что ж, — протянула Светлана, откинув простынюи оценивающе рассматривая всю его мускулистую фигуру, — тогда тебепридется сейчас еще немного потрудиться…

Эдик без труда нашел Барташова — не так уж много русскихпрофессоров преподает в Париже.