Книга Розамунда, любовница короля - Бертрис Смолл

— Но ты подвергнешь ее опасности, если позволишь ехать одной, — парировал Эдмунд.

— Разве эти шотландцы украли что-то или хотя бы пытались? — справился Оуэн.

— Пока что нет. Они просто появляются на холмах, и только, — медленно протянул Эдмунд.

— И никогда не спускаются, хотя бы до полпути? — продолжал Оуэн.

Эдмунд отрицательно покачал головой.

— И вы не делали никаких попыток ехать им навстречу?

— Никаких.

— О богатстве Фрайарсгейта хорошо известно в округе, — заметил Оуэн. — Как и о том, что отсюда трудно увести скот.

Должно быть, чужаки решили посмотреть, нельзя ли как-то обойти эти естественные препятствия. Думаю, если Розамунда встретится с ними лицом к лицу, они поймут, что дело того не стоит. Особенно еще и потому, что она подруга и компаньонка их новой королевы.

— Меня разбирает любопытство, — вмешалась Розамунда. — Как по-твоему, кто они такие, дядюшка?

— Понятия не имею, — признался тот. — Я не подходил достаточно близко, чтобы увидеть их пледы и гербы. — Он встал. — Сегодня у нас сбор груш. Я должен идти. Думаю, вы сумеете развлечь друг друга в мое отсутствие. — С этими словами он вышел из зала, весело усмехаясь себе под нос.

— Мне нравится, что ты уважаешь мои желания, — шепнула Розамунда.

— Я в самом деле уважаю твое положение, как хозяйки этого поместья, — ответил он, лаская ее молодые полные груди. — Какой день ты назначила для нашего венчания, дорогая? Боюсь, что с каждым часом вожделение все сильнее меня одолевает. Мы уже пробыли дома целый день.

— Первое августа, — пробормотала она, наслаждаясь его ласками и наклоняясь вперед, чтобы поцеловать его ухо. — У тебя такие прекрасные уши, Оуэн. Длинные, узкие, с восхитительными мочками, — сказала она, прикусывая упругую плоть.

— Я начинаю жалеть о своем благородном отказе лечь в твою постель до тех пор, пока церковь не благословит наш союз, — признался он. Рука, гладившая ее груди, скользнула под юбку. Костяшки пальцев задели мягкую атласную плоть внутренней стороны ее бедра. Он накрыл венерин холмик большой ладонью и сжал, чувствуя, как влага внезапно окропила его кожу. Сознание, что он способен возбудить ее, подогрело его похоть, и Оуэн ощутил, как поднимается его мужское достоинство. Их губы встретились, языки игриво сплелись, поцелуй становился все более крепким и страстным. Палец Оуэна проник в сомкнутую щелку между пухлыми створками, без труда нашел нерасцветший бутон и стал поглаживать, терзая и теребя крошечный бугорок чувствительной плоти, пока Розамунда не застонала, корчась в приливе нескрываемого наслаждения, содрогаясь и вздыхая. Он немедленно прекратил сладостную пытку, осторожно погрузив палец в ее любовный грот.

— О-о-х!

Она снова вздохнула и заерзала, пытаясь глубже вобрать его в себя. Палец двигался все быстрее, и она тихо ахнула.

— Это только начало, любимая, — пообещал Оуэн. — Отныне ты будешь мечтать о том, что ждет впереди.

Он нежно поцеловал ее.

— Я хочу больше! — потребовала она. — больше!

— В праздник Ламмаса я дам тебе куда больше того, что ты видела в самых счастливых снах! — пообещал он, отнимая руку.

— Какой же ты злой! Так мучить меня! — пожаловалась она. Оуэн лукаво улыбнулся.

— Я настоящее чудовище, — жизнерадостно согласился он. — Но придет время, когда ты сможешь отплатить мне тем же, моя сладкая Розамунда. Я не могу пока что объяснить тебе всего, но подожди и увидишь.

Первого августа на традиционном пиршестве должны были подаваться особые блюда в честь свадьбы госпожи и сэра Оуэна Мередита. Розамунда велела зажарить на вертелах бычьи туши, обсыпанные каменной солью, приготовить засахаренные розовые лепестки, пирожки с грушами, испечь хлеб нового урожая. Но двадцать восьмого июля таинственные всадники снова появились на холме, впервые с возвращения Розамунды. Узнав об этом, она немедленно отправилась на конюшню, вскочила на коня и стала взбираться на холм, где неподвижно стояли три всадника. Оуэн и Эдмунд остались внизу.

Добравшись до вершины, она натянула поводья.

— Я Розамунда Болтон, госпожа Фрайарсгейта. Вы, добрые сэры, нарушаете границы чужих владений.

— Вы стоите на своих землях, леди, а вот мы — на ничьих, — ответил один из них. Таких великанов Розамунде до сих пор не приходилось видеть. Он возвышался в седле, обхватив бока лошади мускулистыми, подобными древесным стволам ногами. К ее удивлению, он в отличие от большинства приграничных жителей оказался чисто выбрит.

— Я Хепберн из Клевенз-Карна, — объявил он низким голосом, рокотавшим подобно грому в его широкой груди.

— Чего же вы здесь ищете, милорд? — осведомилась Розамунда. — Ваши собратья в последнее время взяли привычку навещать нас. Если ваши намерения благородны, вы всегда желанные гости во Фрайарсгейте.

— Вряд ли я мог ухаживать за вами до вашего возвращения, миледи, — ответил Хепберн. Его густые черные волосы были коротко подстрижены, а в глазах.., в глазах словно отражалась синева неба. Даже у принца Хэла глаза были светлее.

— За кем вы собрались ухаживать? — переспросила она.

Остальные двое рассмеялись.

— Как за кем? За вами, леди, — пояснил Хепберн.

— За мной? — искренне изумилась Розамунда.

— Мой отец, упокой Господи его душу, пытался заключить брак между нами, когда вы были еще совсем маленькой, но ваш дядя вместо этого выдал вас за свою пешку, чтобы удержать Фрайарсгейт. Несколько месяцев назад я узнал, что ваш супруг умер, но вас увезли на юг. Поэтому и выставил посты на холмах, окружающих Фрайарсгейт, чтобы дождаться вашего возвращения, — пояснил Хепберн. — Теперь я приехал, чтобы ухаживать за вами и жениться, независимо от того, что скажет ваш дядя.

Все это время он не отрывал от нее глаз, и Розамунда почувствовала, что краснеет. Однако отступать она не собиралась.

— Я помолвлена, — спокойно ответила она, — по повелению короля, а не моего дяди. Пешка оказалась могучим барсом, а не беззубым львом, как предполагал мой дядя.

Хепберн рассмеялся:

— Вижу, ты девушка с характером! Мне это нравится. А что, твой нареченный и есть тот английский трус, который сидит на лошади у подножия холма вместе с твоим управителем и ждет, пока ты защитишь его?

— Оуэн сидит на лошади у подножия холма, потому что не он хозяин Фрайарсгейта, — парировала она. — Я говорю за себя и за своих людей, и никто другой не имеет на это права.

Ничего не скажешь, шотландец спесив, но она не испугается ни его роста, ни его манер.

Хепберн снова рассмеялся:

— Значит, один из валлийцев Генриха Тюдора, вот как?

Когда же свадьба, девушка?

— Первого августа.

— Неплохо придумано, — кивнул он, — тем более что у крестьян так и так будет праздник. — Синие глаза чуть прищурились. — Я мог бы спокойно украсть вас, Розамунда Болтон. Похищение невест до сих пор считается в приграничье делом благородным.