Книга Богиня - Маргарет Пембертон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кулак Рогана с неумолимой силой врезался в челюсть Гарриса. Тот пошатнулся, но удержался на ногах и с яростным ревом бросился на Рогана. Операторы, рабочие и электрики ринулись к дерущимся, пытаясь удержать Гарриса, пока Роган, побелев, начал благоразумно отступать. Гаррис был настоящий гигант и здоров как бык, и Роган едва не свалил его лишь потому, что застал врасплох. Если второй режиссер вырвется, скорее всего попросту убьет обидчика и, уж конечно, попортит ему физиономию, чего Роган никак не мог позволить – лицо было его состоянием.
– Успокойся, – посоветовал Гаррису Дон. – Он того не стоит. Впереди месяцы работы, и мы ни на шаг не продвинемся, если Тенант окажется в больнице со сломанной челюстью.
Гаррис стряхнул с себя чужие руки и выпрямился.
– В таком случае пусть впредь держит свое мнение при себе, иначе худо ему придется.
Прежде чем Роган успел бросить очередную ехидную реплику и еще больше обозлить Гарриса, Саттон выступил вперед и дружелюбно сказал:
– Позволь первым принести свои поздравления, Тенант! Тебе можно только позавидовать. – Потом поцеловал руку Валентины. – А вы, моя дорогая, будете самой очаровательной невестой в этом городе.
– Поздравляю, – присоединилась Лейла, с искренним чувством целуя Валентину в обе щеки. – Надеюсь, вы будете очень счастливы.
Дон Саймонс сжал руки девушки в своих.
– Настоящая темная лошадка, – нежно заметил он. – Ухитрилась держать все в секрете!
Невесту и жениха окружили, затормошили, осыпали добрыми пожеланиями, и даже Гаррис протиснулся вперед и, подчеркнуто игнорируя Рогана, пожал руку Валентины.
– Мне очень жаль, что так вышло с Роганом, – пробормотал он. – Надеюсь, я не испортил великую минуту в вашей жизни.
Валентина сумела выдарить из себя улыбку, хотя была потрясена внезапным взрывом насилия.
– Нет, Гаррис. Вы не виноваты. По-моему, Роган немного нервничает. Не каждый день он обручается.
Гарриса так и подмывало заметить, что у Тенанта в этом деле есть немалый опыт, поскольку тот уже был женат трижды. Однако он сдержался. Гаррису нравилась Валентина. Она была красива, умна и талантлива. Непонятно, зачем ей понадобилось выходить замуж за такое ничтожество вроде Тенанта.
– А вот и шампанское! – объявил помощник режиссера, увидев рабочего, тащившего ящик с «Пайпер Хайдстик».
– Где, черт возьми, ты умудрился достать это? – поинтересовался Дон, вытаскивая бутылку, и удивленно поднял брови при виде даты на этикетке.
– Хороший рабочий знает, где и чем можно разжиться по первому слову.
– А не слабо ли тебе привезти мне симпатичную рыженькую дамочку со всеми женскими причиндалами, скажем, сегодня, к половине пятого? – мечтательно спросил Саттон.
– Нет ничего проще, – ухмыльнулся рабочий и открыл бутылку, облив шампанским смеющегося Рогана и Валентину. Саттон громко вздохнул в очевидном предвкушении ожидающих его радостей.
– Хватит, Гаррис, пора оттаять и хорошенько повеселиться. Все равно пока мистер Ракоши не вернется, работы не жди, – уговаривала Лейла, протягивая Гаррису стакан с шампанским. Тот, поморщившись, принял стакан.
– А вам не кажется, что мистер Ракоши будет не слишком доволен, услышав новости?
– Тут вы ошибаетесь. Между ними ничего нет. Сначала я сама так думала, но их отношения ограничиваются съемочной площадкой.
– Я никогда не считал иначе, – сухо буркнул Гаррис. – Но если она выйдет за Тенанта, тот начнет на нее влиять. Указывать, каких ролей следует добиваться, а от каких отказываться. Кроме того, она протеже мистера Ракоши. – Он задумчиво пригубил шампанского и добавил: – Нутром чувствую, Лейла, мистеру Ракоши все это придется не по сердцу.
Видал ворвался в дом. Внутри у него все сжалось в знакомый комок дурных предчувствий и страха. Кариана рыдала в телефонную трубку и всхлипывала так, что слов почти нельзя было разобрать. Хейзл уехала в город к дантисту. Кран в ванной потек, и Чей помчался в Беверли-Хиллз, чтобы купить новую прокладку. Она осталась одна и ужасно боится.
– Видал! Это ты? О, слава Богу! – Кариана с измученным видом бежала ему навстречу. – Почему все покинули меня? Они знают… что я ненавижу одиночество! Это несправедливо…
Она разразилась слезами, и Видал, обняв жену за плечи, осторожно повел в глубь дома.
– У Хейзл невыносимо разболелся зуб, Кариана. Ей волей-неволей пришлось ехать к дантисту. Она не задержится. Всего час-полтора, не больше.
Кариана уселась на диван и принялась судорожными движениями рвать обшитый кружевом носовой платочек. Видал распознал знакомые признаки и приготовился к худшему. На нее снова накатывало одно из тех непредсказуемых настроений, превращавших жену в совершенно незнакомого, чужого человека.
– Она нарочно убежала, я знаю! Она больше меня не любит, Видал. И специально открыла краны, чтобы расстроить меня!
– Хейзл обожает тебя, – возразил Видал, пытаясь не сорваться. – Позволь, я сварю тебе кофе. К тому времени как ты его допьешь, Хейзл вернется.
Если повезет, истерика окончится потоком слез. Если же нет, Кариана погрузится во тьму, где царят насилие и ярость.
– А потом ты меня оставишь! – злобно взвизгнула жена. – Тебе тоже на меня плевать!
– Это не так, Кариана, – искренне ответил Видал. – Я тебя очень люблю, и мне больно видеть, как ты себя изводишь. Почему бы тебе не прилечь? Поспи немного.
Он обнял Кариану за плечи, но она взметнулась с дивана, едва не сбив его с ног. Хорошенькое личико мгновенно заострилось и стало хищным.
– Меня от тебя тошнит! Вечно ползаешь передо мной из-за денег! Украл у меня сотни тысяч! Воруешь мои идеи для своих фильмов!
Ледяное отчаяние захлестнуло Видала. Не впервые он выслушивал несправедливые упреки. Кариана не могла унаследовать часть огромного состояния деда до тридцати лет, но Видал никогда и не рассчитывал на ее деньги, не взял из них ни цента. Однако его раздражало, когда она заявляла, что он украл ее идеи. Кариана в жизни не проявляла ни малейшей склонности к творчеству, и разговоры о делах студии вызывали у нее лишь скуку. Немного послушав, она обычно меняла тему. Видал показывал ей декорации к «Королеве-воительнице», и Кариана восхищалась интерьером средневекового дворца, но особого интереса не выказывала. Если он пытался поделиться с ней своими мыслями о фильме, она просто отходила и включала проигрыватель, наполнявший дом звуками музыки Моцарта или Шопена.
Подумав, что музыка может успокоить жену, Видал поставил на проигрыватель пластинку с записью увертюры к «Сороке-воровке» Россини.
– Выключи этот чертов вой! – закричала Кариана. – Не могу его вынести! Все, что я слышу – шум! Шум! Шум!
Она прижала ладони к ушам, конвульсивно мотая головой из стороны в сторону, словно ища спасения от кошмара, терзавшего разум.