Книга Третья сила - Валентин Холмогоров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мое сознание парило в пустоте, являясь центром и основой. Рядом кружился хоровод теней. Десятки, сотни, тысячи мертвецов, давно ушедших и еще не родившихся, слитых воедино и отличных от соседей, стремились засвидетельствовать свое почтение создателю этого места. Если бы я мог думать словами, то назвал бы их желание естественным – ведь у них наконец-то появился дом, маленькая псевдореальность, где ненадолго утихает их жажда жизни. Но сейчас я не мыслил, не чувствовал – в человеческом понимании – и даже не действовал, вместе с тем являясь пониманием и деянием во плоти.
Можно сказать, я стал законом. Участком пути, ведущим из одной точки в другую.
Хорошо знакомый и различимый мною за гранью нереальности рисунок Светкиной ауры звал, побуждая прикоснуться к нему и воплотиться вблизи носительницы. Побуждение было настолько сильно, что задержка причиняла почти физическую боль. Я начал стремительно менять характеристики нынешнего себя, создавая в мире живых вероятность моего там появления и тем самым переводя тело из энергетического состояния в материальное. Еще одно несуществующее мгновение, и я уйду отсюда, снова став человеком. Оставив позади молчащую толпу осколков душ с лицами погибших друзей и врагов. Они все пришли сюда – Палач, Пивоварень, десятки других моих товарищей, убитых чужаками, казненные преступники или просто псионы, чей талант не успел раскрыться.
Псевдореальность вокруг меняла очертания, плыла, обретая все новые формы, а невидимый зов тянул сознание прочь, одновременно пытаясь растворить меня в этой призрачной мгле. Я постарался сосредоточиться, направить собственное «я» туда, где мое тело могло вновь обрести плоть, но ментал затягивал, подобно коварной трясине. Мой разум существовал одновременно везде и нигде, ощущение реальности постепенно размывалось, терялось, таяло, я почувствовал, что медленно исчезаю в окружающем небытии. Время остановилось, замерло, осталась вечность – «здесь», «сейчас», «всегда». Душу, словно пустой сосуд, заполнили покой и безмятежность. Привычный мне мир остался где-то далеко, превратился в туманную сказку, в сон, будто его и не существовало вовсе. Собрав остатки воли, я вновь попытался вырваться из ласкового плена, но ментал не отпускал, держал крепко, как липкая, прочная паутина. Отблеск далекого маяка померк, сделался тусклым и почти незаметным, и спустя мгновение-вечность я уже утратил всякое представление о том, куда и как направить свое сознание, чтобы вернуться назад.
«Гляди-ка, кажется, кое-кто заблудился», – внезапно возник во мне – или вовне меня – призрачный мыслеобраз: родился и исчез, как исчезают в никуда круги от брошенного в воду камня. Прикосновение духа было легким и мимолетным, точно дыхание ветерка знойным летним днем. «Да уж, не ждали», – хохотнул рядом другой невидимый голос и тут же растворился в пустоте многократным эхом.
Я осязал, осознавал их присутствие, но не мог уловить направлений и расстояний – их просто не существовало в этой форме реальности. «Как мне вернуться домой?» – направил я вовне волну овеществленной мысли. «Мы не знаем, – тут же пришел ответ, – но можем указать путь».
В тот же миг серая мгла расступилась, отхлынула могучей волной, сгинула, как ночь расступается перед светом вспыхнувшего в темноте костра.
Они стояли под низким сводом пещеры – Ромка и Андрей, – и бледный луч налобных фонарей, укрепленных на белых пластиковых касках, таял в морозном воздухе. Вдалеке темный лаз терялся, и казалось, что реальность, возникшая на краткий миг из небытия по чьей-то внезапной прихоти, существует лишь вот здесь и сейчас, в этом крошечном пятне света, разливавшемся на глиняном полу перед их ногами. Ромка приветливо улыбался, толстый мохнатый свитер придавал ему в полумраке пещеры вид какого-то диковинного первобытного зверя, Андрей был привычно серьезен, разглядывая меня из-под толстых стекол очков, в густой бороде блестели крошечные серебристые льдинки. Именно такими я их и запомнил тогда, в другой жизни, много лет назад. Незадолго до того, как они отправились в свою последнюю поездку, так и не добравшись до Нижнеивановска, где мы должны были наконец встретиться.
– Вы же мертвы? – подумал я.
– Да и ты сейчас не совсем живой, – мигом откликнулся Ромка.
– По крайней мере, физического тела в данный момент у тебя точно нет, – педантично добавил Андрей.
На теней они не походили. В отличие от других мертвецов, мои друзья нормально соображали и вели осмысленный диалог, словно живые. Поневоле закралась мысль, что их облик-маску примерил кто-то другой…
– Где мы? – излучил я удивление-вопрос, оглядываясь по сторонам.
– Не догадываешься? – усмехнулся Ромка. – Да, ты же в эту чертову пещеру не заходил… Когда начался обвал, меня вон там придавило, Андрюха в озерце водой захлебнулся.
– Остальных чуть дальше засыпало, – добавил Андрей. – Они пытались откопаться, но вот… Не вышло. Кстати, спасибо, что за Толькой присмотрел.
– Он сейчас в Москве учится, у него все хорошо… Не понимаю. Вы слишком четко соображаете для теней.
– Есть многое на свете, друг Горацио, и далее по тексту, – весело хохотнул Ромка. – Кто тебе сказал, что мы – тени?
– Этого места не существует, – перебил его Андрей. – Вернее, оно существует в твоем сознании. Пока ты здесь, есть пещера и есть мы. Отражение твоих воспоминаний о нас.
– Значит, я сам вас создал?
– В каком-то смысле, – согласился Ромка. – Я бы сказал, воссоздал. Временно. Тебе требовалась помощь, и она пришла вот в таком виде.
– И я могу отсюда уйти, когда захочу?
– Да запросто, – кивнули оба. – Смотри…
Вдалеке, словно заблудившийся в темноте солнечный зайчик, вспыхнул знакомый отблеск, который недавно был потерян мною из виду.
Потом мир растворился в потоках света, и я вновь стал живым.
Чувства были странными. Возвращение к привычному способу восприятия мира вызывало болезненные ощущения, главным образом за счет обрушившегося потока чужих эмоций. Я поморщился и торопливо возвел барьеры вокруг сознания, отгораживаясь от приходящих извне мыслей. И только потом открыл глаза.
Комната, в которой произошла моя материализация, могла с полным правом нести почетное звание «конуры». Лежал я, если верить ощущениям, на столе. Судя по торчащему изо рта Злобного куску хлеба, они со Светкой только-только сели обедать, и мое неожиданное явление помешало их трапезе. Ткань на спине стремительно пропитывалась чем-то влажным, по комнатушке разливался запах овощного супа. Пиджак уже не спасти, но оставаться в той же позе, по меньшей мере, глупо.
– Не выражайся при ребенке.
Приоткрывший было рот Злобный подавился, вследствие чего я слезал с разгромленного стола под звуки хриплого кашля.
– Папка, ты как тут оказался?! – наконец прорезался голос у Светки.
Глаза у нее были круглыми, как пятаки.
– Прошел через ментал.
– Так это же невозможно! Коробок говорил…