Книга Игра в молчанку - Эбби Гривз

– Дейзи, я не могу… не могу уйти сейчас! Я еще не закончил. Мне нужно, очень нужно сказать Мэгги самое важное – то, из-за чего я…

– Уходите, Фрэнк!.. – В ее голосе впервые за все время проре́зались нетерпеливые нотки. – Я серьезно. Пожалуйста, не надо создавать нам дополнительные трудности.

Должно быть, сейчас я действительно выглядел как лунатик, который несет всякую чушь и отвлекает серьезных людей от важного дела, но я не хотел сдаваться так скоро.

– Я должен объяснить ей, почему я перестал с ней…

– Прошу вас, Фрэнк, идите. Вы сможете сказать ей все потом, когда она будет лучше себя чувствовать. А сейчас поцелуйте ее и идите – вы скоро увидитесь.

Врачи стояли вокруг кровати Мэгги так тесно, что между ними не было никакого просвета: я видел только спины, спины, спины, обтянутые белыми халатами. Может быть, крикнуть Мэгги то, что я хотел сказать, прямо сейчас, при всех? Увы, я мог сколько угодно тешить себя иллюзиями, но в глубине души я знал, что на это мне просто не хватит духа.

Тем временем одна из сестер вышла зачем-то в коридор, и я, втиснувшись на ее место у изголовья кровати, опустился на корточки, так что моя голова оказалась почти на одном уровне с головой Мэгги. Мои колени громко щелкнули, и этот звук привлек внимание врачебной братии. Сначала доктор Сингх, а затем и его коллеги повернулись ко мне – кто-то недовольно, кто-то с недоумением. К счастью, мне достало мужества, чтобы, не обращая внимания на устремленные на меня взгляды, прижаться губами к щеке Мэгги.

– Я люблю тебя, Мегс!..

Его молчание

1

Эсэмэска от Фрэнка заставила Эди действовать. Он ничего не сообщал прямо, но инстинктивно она сразу поняла, что натворила Мэгги. Эди знала ее очень давно, дольше, чем сам Фрэнк, и со страхом ожидала чего-то подобного. Несколько раз она пыталась поговорить с Мэгги, вызвать на откровенность ее или обоих, но это оказалось непосильной задачей. Занавески были плотно задернуты, двери – заперты, и на звонок никто не открывал. Угрюмо молчащий дом Мэгги и Фрэнка словно сошел со страниц школьного учебника истории, где рассказывалось о карантинных зонах, призванных сдержать эпидемию холеры, разразившуюся в Лондоне в 1800-х. Вот только болезнь Мэгги была пострашнее любой холеры или чумы. Нет ничего хуже, чем отчаяние матери, которая тщетно пытается докричаться до своего единственного ребенка.

В регистратуре больницы Эди назвалась сестрой миссис Хоббс. Ложь, конечно, но вполне невинная – если, конечно, невинная ложь действительно существует. Никаких подозрений ее слова, однако, не вызвали. Дежурная сестра направила ее в отделение интенсивной терапии, но номер палаты не сказала, очевидно полагая, что посетительница знает его от других членов семьи. В коридоре, однако, Эди сразу увидела мужчину, который сидел, обхватив руками низко склоненную голову, и ее сразу же с неодолимой силой потянуло к нему – так мотылька притягивает гибельное пламя свечи.

Остановившись напротив Фрэнка, она не произнесла ни слова, и только слегка погладила его по склоненным плечам. Это напомнило ему Мэгги – она тоже так делала, когда он уставал или был чем-то расстроен, но прикосновение Эди не принесло ему того облегчения, которое дарили теплые ладони жены.

Спустя примерно полчаса из палаты вышла медицинская сестра с одеялом в руках. Это было то самое одеяло, которым Фрэнк укрывался три ночи подряд, но сейчас сестра сложила его так, что оно выглядело неизмятым и почти свежим. Вместе они помогли Фрэнку выпрямиться, так что он смог положить голову Эди на плечо, и укутали колени одеялом. Одеяло было шерстяным, очень теплым, но, несмотря на это, Эди все равно чувствовала, как дрожит каждый мускул, каждая жилочка в его худом теле.

В кабинет врача, куда их пригласили еще какое-то время спустя, Эди пошла одна – Фрэнк впал в такое состояние, что не мог даже подняться с кресла. Она же выслушала и вероятный прогноз дальнейшего течения болезни: в том, что она – сестра пациентки, никто не усомнился, хотя в больнице Эди появилась впервые. Извинившись за то, что не смог ввести ее в курс дела раньше, так как был занят обследованием миссис Хоббс, врач сказал, что в ближайшее время больную будут постепенно, с использованием самых современных методик, выводить из состояния искусственной комы. Этим, сказал он, будет заниматься целая бригада специалистов. Сама процедура займет около двадцати четырех часов, в течение которых навещать миссис Хоббс запрещено даже близким родственникам – тут врач снова извинился и посоветовал Эди поскорее отправиться домой и захватить с собой Фрэнка. Вы сможете вернуться самое раннее завтра после обеда, сказал он. Эти сутки будут решающими. Разумеется, если произойдет что-нибудь непредвиденное, родственникам сразу сообщат.

К своей машине Эди пришлось тащить Фрэнка чуть ли не волоком. Он был совсем как ребенок, который из озорства притворился мертвым и старательно играет свою роль. На мгновение Эди даже показалось, что он сломался, утратив весь свой бойцовский дух, но она тут же усомнилась в собственных выводах. Фрэнк был настолько полно и безоговорочно предан Мэгги, что такая возможность совершенно исключалась. Больше того, если и был на свете человек, способный заставить Мэгги выздороветь одной лишь силой своей любви и привязанности, то это был именно Фрэнк, и никто другой.

На крыльце Эди обшарила карманы Фрэнка в поисках ключей, чувствуя себя довольно неловко. Даже учитывая обстоятельства, негоже было поступать так с мужем своей самой близкой подруги. Заодно она достала и его телефон, собираясь зарядить его, чтобы у Фрэнка не было предлога и впредь не отвечать на ее звонки и сообщения. Когда входная дверь наконец открылась, Фрэнк добрел до гостиной почти без ее помощи, хотя его походка показалась Эди странной. Он ковылял, раскачиваясь из стороны в сторону и держась за стенку, словно за время трехдневного больничного дежурства его левая нога стала короче дюйма на полтора.

В гостиной Фрэнк рухнул на диван, а Эди отправилась на кухню, надеясь найти в холодильнике что-то, что можно было бы быстро разогреть. Фрэнк всегда был худым, высоким – такие, как он, даже повзрослев, остаются чем-то похожими на нескладных подростков, но сейчас от него в буквальном смысле остались одни кости: Эди почувствовала это еще в больнице, когда он сидел, привалившись к ее плечу.

Поставив перед Фрэнком тарелку с засохшим, раскрошившимся печеньем (больше ничего съедобного в доме не нашлось), Эди предложила остаться с ним до завтра. Ей действительно казалось, что ему может понадобиться ее помощь. В конце концов, она была давней подругой Мэгги, да и Фрэнк всегда был ей симпатичен. Он был хорошим человеком и очень любил Мэгги, и Эди было тяжело видеть его в таком состоянии.

Фрэнк понял, что ее предложение идет от чистого сердца, но все равно отказался. Нет, пробормотал он, спасибо, но он справится, честное слово – справится… И, сказав это, Фрэнк поскорее отвернулся к окну, чтобы она не видела его слез. Он действительно был благодарен ей за то, что она пыталась переложить на свои плечи хотя бы часть груза, который ему пришлось нести, но Фрэнк считал, что это только его крест.