Книга Дневник. 1873–1882. Том 2 - Дмитрий Милютин

Внутренние наши дела, так же как и политика, в каком-то застое, но будущее представляется в мрачном свете. По возвращении из Крыма я нашел в Петербурге странное настроение: даже в высших правительственных сферах толкуют о необходимости радикальных реформ, произносится даже слово «конституция»; никто не верует в прочность существующего порядка вещей. В числе нескольких правительственных лиц и я получил из-за границы экземпляр печатного анонимного письма, адресованного государю, где на 60 страницах in 4°, на хорошем французском языке указывается опасность настоящего положения России и необходимость решительного изменения системы управления, предлагается ввести конституцию с двумя палатами [то есть с Боярской думой] и полностью примириться с Польшей. Государь, получив этот памфлет и узнав от князя Горчакова, что прислан экземпляр и мне, спрашивал меня, читал ли я его. В то время я не успел еще прочесть, а после его величество уже не заговаривал об этом.

В городе сильное и неприятное впечатление произвело убийство некоего старого ростовщика Власова и его кухарки. Обнаружено, что убийца гвардейский офицер, прапорщик лейб-гвардии Саперного батальона Ландсберг. Побуждением к преступлению послужили долги и векселя.

Сегодня в Царском Селе происходила церемония крестин новорожденного великого князя Андрея Владимировича.

16 июня. Суббота. Вчера в Царскосельском дворце был большой обед в воспоминание о переправе через Дунай в 1877 году: приглашены были, в походной форме, наличные участники этой кампании и преимущественно находившиеся в Императорской главной квартире. Героем дня был Драгомиров.

Египетский хедив низложен как будто султанским фирманом, но в действительности распоряжением Англии и Франции. Хотя личность Измаил-паши и не заслуживает никакого сочувствия, однако же настоящий случай есть небывалый пример наглого самоволия Англии, подкрепленного угодливостью Франции. Две западные державы решают вопрос о низложении и возведении государей; султан является исполнительным орудием их. Германия и Австрия дали свое согласие; но они были спрошены уже тогда, когда вопрос был решен; Италия еще не давала своего заключения, а со стороны России было прямо заявлено, что дело требует общеевропейского соглашения. Несмотря на то, факт совершился; Измаил-паша вынужден был отречься; старший сын его Тевфик провозглашен хедивом, но с некоторым ограничением прежних политических прав наместников султана в Египте.

18 июня. Понедельник. Сегодня было у меня длинное совещание по китайским делам: Гирс, посланник наш в Китае Бютцов, генерал Кауфман, Мещеринов, Обручев и полковник Куропаткин обсуждали условия предстоящего нового договора с китайцами по случаю возвращения им Кульджи. Переговоры с китайским послом давно уже ведутся здесь Бютцовым, но теперь генерал Кауфман заявляет такие предположения, которые совершенно идут вразрез с бывшими доселе объяснениями. Кауфман предлагает отказаться лучше от всякого изменения прежней нашей границы, а зато взять с китайцев крупный денежный куш – до 60 миллионов рублей, которые употребить на постройку Среднеазиатской железной дороги. Его поддерживает один Куропаткин. Все прочие находят предосудительным входить с китайцами в подобную торговую сделку.

Вопрос о пути князя Болгарского наконец решен. Настояние самого князя увидеться с султаном хотя бы приватно, на несколько минут, понравилось падишаху, который и пригласил своего вассала в загородный дворец. Князь Александр 19-го числа садится в Бриндизи на русский пароход (вопреки всем интригам Англии) и будет в Константинополе в пятницу или субботу, а в Варне – в воскресенье. Таким образом, всё улаживается по нашей программе.

19 июня. Вторник. После своего доклада присутствовал при докладе Гирса. Кроме вопроса египетского и депеш Зиновьева из Тегерана, мы доложили о вчерашнем нашем совещании по китайским делам. Предложение генерала Кауфмана, по-видимому, понравилось государю, но никакого решительного мнения не высказано. Я был приглашен к царскому обеду вместе с Гирсом и генералом Баранцовым, представлявшимся по случаю отъезда за границу.

21 июня. Четверг. Опять провел почти весь день в Царском по случаю полкового праздника гвардии Кирасирского полка. Виделся с Николаем Павловичем Игнатьевым, вызванным по высочайшему повелению из деревни; он был несколько озадачен, узнав, что вызван для назначения на временную должность генерал-губернатора в Нижнем на время ярмарки. Он вовсе к этому делу не подготовлен; а между тем предположенное назначение это оскорбило московского генерал-губернатора князя Долгорукова, только что вступившего в генерал-губернаторские права в районе Московского военного округа [и нижегородского губернатора графа Кутайсова. Последнему ставят в недостаток и вину слабость не всегда говорить правду и хвастать; но если дело в этом, то, конечно, Игнатьев заткнет Кутайсова за пояс.]

Сегодня утвержден государем приказ о закрытии полевых управлений бывшей действующей армии и об учреждении временной комиссии для окончания дел и счетов этих управлений. Генерал Тотлебен назначен членом Государственного совета (с оставлением временным одесским генерал-губернатором), а генерал-лейтенант Скворцов (бывший полевой интендант армии) – главным интендантом на место генерал-адъютанта фон Кауфмана, назначенного товарищем генерал-инспектора по инженерной части. Я рад этим перемещениям. Михаил Петрович Кауфман давно тяготится своею должностью, и, каков бы он ни был на новом месте, для меня легче и приятнее будет вести дело с ним, чем с Тотлебеном [тяжелым до крайности]. Для интендантской же части Скворцов свежий человек.

30 июня. Суббота. На этой неделе два раза оставался я после доклада в Царском Селе по случаю приглашений к царскому обеду (во вторник и сегодня); в прошлый же четверг после доклада присутствовал на учении гвардейского Финского стрелкового батальона.

В политике не было ничего примечательного. Более всего продолжаются толки о египетском вопросе; дела же Румелии и Болгарии, а также недоразумения по разграничению Черногории и Сербии, по греческой границе – всё это отошло на задний план и подвигается весьма медленно, или, лучше сказать, совсем не двигается. Между тем князь Александр Болгарский весьма удачно дебютировал в новой своей роли: присягал в Тырнове, произносил речи на болгарском языке, везде принимается с восторгом и теперь должен быть уже в своей столице Софии. Князь же Дондуков, назначенный шефом одной из болгарских дружин, уже отправился через Варну в Одессу и затем с болгарской депутацией едет в Петербург.

9 июля. Понедельник. Опять десять дней промежутка в моем дневнике. В прошлую неделю не было ничего заслуживающего внимания. Сегодня было у меня продолжительное совещание по китайским делам: генерал Кауфман настаивает на том, чтобы Кульджу не иначе уступать китайцам, как наложив на них 60 миллионов рублей контрибуции в виде штрафа за все самодурства их пограничных властей. С этим мнением никто не согласился. Положено продолжать начатые Бютцовым переговоры по прежней программе.

18 июля. Среда. Вчера оставался я весь день в Царском Селе и обедал у их величеств в самом тесном обществе: только великий князь Алексей Александрович и Гирс. Государь озабочен ходом политических дел; особенно опасается, чтобы с выходом наших войск из Восточной Румелии турецкие войска по наущениям Англии и Австрии не вступили бы в эту область. Генерал Столыпин 15-го числа телеграфировал из Бургаса, что в этот же день покидает берег Румелии с последней оставшеюся там частью русских войск. Стало быть, окончательное очищение нами Румелии исполнено даже неделею ранее обязательного срока. Из княжества Болгарского последние войска наши также выступают на днях. Теперь-то и настанет критический момент: английские и австрийские агенты подстрекают турок ввести свои войска в Румелию, а с появлением там турок снова может вспыхнуть пожар. Из тайных источников известно, что Германия положительно во всем поддерживает Австрию. До чего опозорилась и унизилась европейская политика, можно судить по тем гнусным побуждениям, которыми объясняется настойчивость германского канцлера в еврейском вопросе в Румынии. Достоверно известно, что князь Бисмарк находится в руках банкира Блейхредера, который понес большие убытки на румынских железных дорогах.