Книга Глубокий поиск. Книга 2. Черные крылья - Иван Кузнецов

– Там именно такие подземелья, и совпадает общий вид! – радовался Ульрих. – Эх, эта территория находилась под большевиками с тридцать девятого года! Но эти русские, с их примитивным мышлением, не способны интересоваться оккультной историей. Надо добиться, чтобы срочно отправили экспедицию! Надо искать!

Пассаж про примитивное мышление русских вызвал у меня приступ ехидного веселья. Я даже рассмеялась вслух, что Ульрих истолковал по-своему: радуюсь нашему общему успеху. Меня между тем едва не распёрло от гордости за наших. «Подумать только! Там именно такие подземелья…» Кто кого перехитрил? То-то!

Ехидство, ёрничанье про себя, гордость за свою принадлежность к другому эгрегору… После открытия канала мне с трудом удавались сдержанность и энергетическая мимикрия. И это было плохо.

С того дня, когда я встретилась со связником и получила ключ, когда пространства вновь открылись для меня, я постоянно ощущала внимание и поддержку моих товарищей, всю мощь своей огромной страны. Меня буквально переполняли уверенность и гордость. Оно бы и не грех: пусть немцы припишут перемены во мне заслугам своего фатерлянда и работе в «Аненербе». Но энергетика моя с их горячо любимым отечеством не монтировалась. Аура советского человека – совсем другая, чем аура немца, тем более убеждённого фашиста. Я теперь была слишком явственно, вызывающе не одна. Я чувствовала, что необходимо спрятаться. Иначе начнутся неприятности.

И точно! Вот уже ко мне прикован пристальный взгляд ясновидящей, и та вовсю старается прощупать меня. Ей, конечно, интересно до озноба, что это мы с Ульрихом так вдохновенно обсуждаем и отчего я в последнее время в приподнятом настроении и буквально свечусь. Прекрасно отрезвляющий пристальный взгляд! Я испугалась, резко закрылась. Спесь сразу слетела. Вот и славно!..

Меня научили: твои чувства – всегда благо. Они – твой ресурс, твоё оружие. Не старайся подавить чувство, не старайся переменить его, а найди способ использовать.

Любая эмоция может пойти на пользу. Причину можешь подменить, но чувство само оставь. Грустно тебе так, что слёз не сдержать, – плачь: пусть видят, какая ты хрупкая, пожалуйся в такой момент – получишь помощь. Весело так, что улыбка расползается, – отлично: ты открытая, непосредственная, искренняя. Причина веселья? Успехи друзей и несчастья врагов, непревзойдённое остроумие собеседника, вчера услышанная реплика, анекдот. Страх? Вообще прекрасно! Страх возвращает чувство реальности, призывает к осторожности. Страхом можно скрыть свою силу. Главное – помнить, что она есть у тебя.

Никогда не изображай эмоции – тебя сразу расколют. Опирайся на подлинные – это надёжнее всего.

Ну а если уж совсем дело плохо и эмоций ни подавить, ни скрыть, ни употребить в дело – они накрыли тебя, и ты растерялась? Тогда смейся! Через силу хохочи. И ищи решение. Время у тебя будет – пока звучит смех, а он не должен звучать слишком долго.

И ещё: эмоции – хороший индикатор, первый помощник интуиции. Почему человек вызывает отвращение, почему пугает невинная вроде ситуация, чем так притягательно определённое место на земле? Ищи причину. Эмоция – твоя подсказка, твой суфлёр в обоих мирах и на всех уровнях реальности.

Эмоции не играют тобой – они тебе служат!..

Теперь и после работы мне не было покоя: присутствие Ульриха в гостинице сделало мою вечернюю жизнь гораздо более насыщенной.

Ульрих и прежде в безапелляционной форме давал мне задания: читать газеты и книжки, которые специально приносил. Но теперь он ещё и по вечерам вспоминал о своём долге наставника и обсуждал со мной прочитанное. Для этого мы усаживались в удобных, глубоких креслах в холле гостиницы, по которому гуляли жестокие сквозняки, заказывали по чашке кофе и разговаривали – порой допоздна. Мимо проходили постояльцы, в том числе высокопоставленные. На посту у двери – охранники, тут же, за стойкой, – администратор. Служебное рвение Ульриха было у всех на виду.

Чтение моё строилось в широком диапазоне – от низкопробных газеток до статей в научных журналах. К счастью, Ульрих ещё увлекался немецкой романтической поэзией. Поэтому я получила возможность читать и её. Ульрих, конечно, давал мне читать современных поэтов-нацистов, но больше по душе ему самому были Гёте, Шиллер.

Всё у фашистов было как-то запутанно с запрещением книг и авторов. Книги то жгли, то снимали по ним фильмы, авторов то поносили, то их цитировали первые лица рейха. Ульрих – от греха подальше – предупредил меня, чтобы я ни с кем не обсуждала прочитанных книг:

– Мы с вами имеем право ознакомиться с тем, что не доступно простым обывателям: мы допущены к тайным знаниям! Но не надо афишировать наших привилегий.

Так что о стихах мы говорили негромко и не демонстративно. Ульрих иной раз исполнял любимые произведения вслух – тихо, но энергично… Я осваивала немецких классиков с удовольствием.

В подражание классикам, мой наставник сам писал стихи – складные, но очень уж много в них было понапихано рунической символики, образцовых «арийцев», высокопарных выражений, германских богов вкупе с неприятно памятными мне валькириями и самого безудержного пафоса. Ульрих искренно считал свои вирши назидательными и вдохновляющими; публиковал их в журналах и газетах для юношества.

Я подобрала несколько удачных словечек, которыми и жонглировала, чтобы не обидеть дорогого наставника: «потрясена», «восхищена», «тронута», «это так глубоко!» и, наконец, «Да вы не хуже Гёте!». Счастье, что графоманом в полной мере Ульрих не был, не выпекал стихи противнями, над каждым произведением работал подолгу. Вполне оставалось время перевести дух.

* * *

Вскоре Ульрих объявил, что отделением получено срочное задание форсировать исследования по «величайшим» реликвиям: Копьё, Чаша, Меч.

Срочность вполне понятная: с наступлением зимы фашисты совсем завязли в Сталинграде. Лишь значительно позже узнала, что в это время наши уже начали их окружать. Да и надежды на покорение Кавказа у них таяли. Судьба сражения склонялась в нашу пользу. Потребность в иррациональном чуде, которое исправит ситуацию, вернёт успех, многократно возросла среди склонных к мистицизму представителей высших кругов рейха.

Ульрих собрал большой круг, а меня, уверовав в мои из ряда вон выходящие возможности, на сей раз пригласил медиумом.

Я спросила с подлинным беспокойством:

– Вдруг глубокоуважаемые спириты устроят мне обструкцию? Шутка ли: девчонка, выскочка получила такое ответственное задание!

– Ничего не бойтесь! Я поддержу вас.

Спириты помнили, как я представила им не учтённого, не замеченного ими магистра ордена тамплиеров, и скрепя сердце дали девчонке право вызвать его. Пока круг, взявшись за руки, сосредотачивался, я подумала о том, что предсказание магистра сбылось необычайно скоро. Все почувствовали близкое присутствие, а я увидела мысленным взором продолжение так увлекшей меня в предыдущий раз истории.

Бритоголовый рыцарь с отрешённо-суровым лицом подошёл вплотную к лежавшему на земле юноше, приподнял копьё и стал медленно водить остриём над беззащитно распростёртым телом. Время будто остановилось. Лицо рыцаря оставалось застывшим, точно каменным. Находившиеся во дворе затаили дыхание. Незаметно и плавно копьё скользнуло вниз у макушки лежавшего, и рыцарь ровным голосом объявил: