Книга Приглашение к греху - Сюзанна Энок

Сделав последний мазок, она все же не решалась что-либо сказать. К завтрашнему утру краски высохнут, и она упакует портрет в заранее приготовленный деревянный ящик. В правом нижнем углу картины она написала свою фамилию, а он все еще стоял, опершись ногой на упавшую колонну.

Оставался последний шаг – его письменное одобрение. И чтобы получить его, ей надо сказать, что работа окончена. Она глубоко вдохнула и спросила:

– Хотите взглянуть?

Он снял ногу с колонны и потянулся, расправляя плечи.

– Вы закончили?

– Закончила. – У нее по спине пробежал холодок. Но к портрету он не имел отношения. Она вспомнила, что он обещал ей, когда работа будет закончена.

Закери бросил взгляд на похрапывающую за кустами роз Молли и подошел к Кэролайн. Он долго молча смотрел на портрет, и она уже начала беспокоиться, не допустила ли какую-либо ошибку, которая станет видна любому, кто увидит портрет. И ей в конце концов придется стать гувернанткой детей этих глупых Идсов.

– Кэролайн, я потрясен. Если бы я не знал, кто автор портрета, я бы сказал, что он написан Джошуа Рейнолдсом.

– Зак…

– Я говорю серьезно. Если месье Танберг хотя бы немного разбирается в живописи, я уверен, что он сразу же примет вас в свою студию.

Ей захотелось петь, танцевать, а больше всего – целовать его.

– Спасибо.

Он покачал головой:

– Не надо меня благодарить. Я просто стоял. А вы проделали всю работу. – Он потянулся за камзолом и сунул руку во внутренний карман. – И поскольку я украдкой взглянул пару раз на портрет вчера и позавчера, у меня появилось такое чувство, что мы можем выиграть немного времени. – Он протянул ей сложенный вдвое лист бумаги.

Это было письмо, адресованное месье Танбергу, в котором говорилось не только о том, что он, лорд Закери Гриффин, доволен портретом, но выражалось восхищение таким талантливым и профессиональным художником.

– Вы действительно так думаете? – прошептала она, тронутая такой оценкой.

– Теперь, когда я вижу портрет, я доволен, что не написал больше. Портрет говорит сам за себя.

– Я хочу сказать… вы написали это не потому, что хотите… Ну, вы знаете…

– Нет, – покачал он головой, – в этом письме написано то, что вы заслуживаете.

Она сложила письмо и положила его на мольберт. Ей так хотелось броситься ему на шею, но он счел бы это за благодарность – впрочем, он не был бы далек от истины, – а ей хотелось, чтобы это был праздник, символ завершенности, восклицательный знак, означающий, что ее прежней жизни больше не существует.

– Когда вы сможете упаковать картину? – спросил он, поднимая с земли плед, которым она прикрывала утром ноги.

– Думаю, что завтра после полудня. А пока пусть сохнет здесь, на свежем воздухе.

Закери снова глянул в сторону Молли. Потом сунул палец в открытую петлю накидки Кэролайн и притянул ее к себе. Она споткнулась и упала ему на грудь, а он поднял ее лицо за подбородок и поцеловал в губы. Кэролайн, застонав, запустила пальцы ему в волосы.

– Тише, – прошептал он, прерывая поцелуй и показывая глазами на каменную скамью, где дремала Молли. – Идите сюда.

Взяв за руку, он повел ее мимо поваленной колонны на небольшую поляну. Она хотела поблагодарить его за все, что он для нее сделал, но он закрыл ей рот поцелуем. Вообще-то этого уже было достаточно, потому что ее окатила горячая волна и она куда-то поплыла. Неужели лишь одно соприкосновение губ может вызвать такое неистовое желание?

Потом его руки скользнули по ее груди и ладони накрыли соски. Когда он надавил на них, она даже подпрыгнула. Что-то теплое напряглось у нее между ног. Просто целоваться было недостаточно.

– Кэролайн, – пробормотал он. – Я хочу вас спросить, хотите ли вы этого. Говорите правду.

Она посмотрела ему в глаза.

– Нечестно, что мужчина может делать это, когда захочет, при условии, что будет тактичен, а женщина, хотя и решила прожить свою жизнь в одиночестве, но прилично – не может. Я выбираю свой собственный путь.

Он усмехнулся:

– Означает ли это «да»?

Она положила руки на его ладони, все еще прикрывавшие ей грудь. Отодвинув их, она расстегнула пуговицу на накидке.

– Это совершенно определенное «да».

– Отлично.

Не прошло и секунды, как он расстегнул накидку и спустил вниз. На этот раз, когда он поцеловал ее, у нее подкосились колени. Губы, рты, языки… Боже, разве можно ожидать от женщины, что она от этого откажется просто потому, что решила остаться незамужней?

Она обвила его шею руками и прижалась к нему, почувствовав, какой твердой стала его плоть. Дыхание участилось, сердце забилось с бешеной скоростью.

– Закери, я не знаю, сколько у нас времени.

– До ленча двадцать минут. – Он стал расстегивать пуговицы платья на спине с такой удивительной ловкостью, что у нее перехватило дыхание. – Этого, конечно, мало, но нам придется уложиться.

Когда он стянул с плеч платье и сорочку, она поежилась от легкого летнего ветерка – не от холода, а от предвкушения. Негнущимися пальцами она начала расстегивать его жилет, потом вытащила из брюк полы рубашки. Все это время он говорил правильные слова, разумные и утешительные, – такие, какие она хотела слышать. Однако если это было частью соблазнения, это была напрасная трата времени. Она хотела его, и это было лучшим моментом, чтобы удовлетворить свою страсть.

Он опустился на колени на плед и увлек ее за собой.

– Я хочу, чтобы вы показали мне все, – пробормотала Кэролайн, запустив руки ему под рубашку.

– Дело не в показе, а в ощущениях.

Он еще ниже опустил платье и сорочку и прикоснулся губами к ее груди.

– Понимаю, что вы имеете в виду, – удалось ей сказать.

– Вряд ли. Пока еще не понимаете. Пока.

Он немного отклонился и, спустив платье до талии, остановил свой взгляд на ее обнаженной груди. Потом обхватил каждую грудь ладонью и стал ласкать.

О Боже! Кэролайн всегда считала, что во всем, кроме живописи, она руководствуется умом и логикой, но это ощущение было необычным и вызывало такое желание, что она не знала, сможет ли это вытерпеть. А он взял один сосок губами и стал водить по нему языком.

– О Боже!

Подложив ей руку под спину, он опустил ее на плед. Когда Закери переключил внимание на правую грудь, она выгнула спину и запустила пальцы ему в волосы, чтобы удержать его.

Он приподнялся, но ровно настолько, чтобы стянуть с себя рубашку, а потом снова вернулся к мучительным прикосновениям к ее телу. Ей понравилось водить руками по его голой спине и чувствовать, как напрягаются мускулы. Но когда она попыталась заняться застежкой его брюк, он ее остановил: