Книга Дикарка и лунный принц - Морвейн Ветер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но почему Альдэ пыталась убить Рейтен? Этого я понять не мог. Она знала о заговоре? Тогда почему просто не рассказать? Я вспомнил, как она в одиночку напала на лагерь пограничников. И как пыталась уничтожить заставу на мосту. Да. В том, что она не пошла бы ко мне, сомнений не было. А мне даже не пришло в голову попросить её рассказать свою версию событий. Проклятье! Но она же и сама ничего не говорила! Как можно сидеть целый день молча и не пытаться оправдаться?
Я сдавил голову руками. Встал. Прошёлся по камере из угла в угол. Опустился на тюфяк и повернулся лицом к стене. Мысли продолжали меня осаждать. Я в темнице. А она там одна, абсолютно безоружна и прикована. Она столько раз просила меня вернуть ей снаряжение, а я всё откладывал на потом. Проклятье и ещё раз проклятье. Если бы не моя глупость, она, возможно, нашла бы меня и помогла выбраться. Но теперь она не сможет – и не захочет этого делать. Хорошо, если, по крайней мере, Альдэ спасётся сама. Я сжал кулак так, что ногти отпечатались на ладони кровавыми полумесяцами. И именно в этот миг за спиной раздалось клекотание моего сокола.
Я вскочил, приготовившись увидеть кого угодно, и, разглядев силуэт, который не давал мне покоя всю ночь, подлетел к решётке.
– Альдэ… – первый раз за ночь я выдохнул это вслух.
Она казалась видением, очередной грёзой, миражом в пустыне. Она не был скована, хотя её перемотанные белыми тряпками запястья все еще украшали железные браслеты. Зато она была вооружена. И с ней был мой фамильяр. Я так изголодался по одному виду своей найве, что, кажется, даже не моргал. А она не двигалась, но во всей её позе застыла стремительность лани, которая в любой миг готова скрыться среди деревьев. Я облизнул пересохшие губы.
– Альдэ, выпусти меня…
Она осталась неподвижна.
– Выпустить тебя?
Проклятье.
– Альдэ… – у меня не было права просить, я это знал. Но что ещё мне оставалось делать? Наверное, я должен был для начала извиниться перед ней, но я не мог выдавить ни слова больше.
– Как ты смеешь меня просить?
Проклятье тысячу раз! Да, я не смею. Но что ещё я могу сказать?
– Альдэ… – снова выдохнул я, – я ведь могу…
Она потянулсь рукой к ошейнику, и я проклял свою глупость. Зачем я говорю это? Почему на языке нет других, правильных слов? Почему каждый раз, когда мне хочется сказать ей, что я не могу без неё жить, с языка срывается какая-то дрянь?
– Не можешь, – ответ резкий, как и последние её слова в наших покоях. – Мне плевать на твой ошейник. Я скорее сдохну, чем пойду у тебя на поводу. А ты сдохнешь следом, в своей клетке.
У меня не было слов. Слишком много правды в каждом звуке, слетающем с её губ.
– Альдэ…
Мы молча смотрим друг на друга. Потом она просит, чтобы я снял с неё ошейник. Сжимаю зубы. Всё, что угодно – только не это. Ведь тогда она просто исчезнет, не оставив мне шанса подобрать нужные слова. Я говорю «нет». И она… уступает. После долгого молчания, когда мне хочется уже биться головой о стену, она говорит:
– Я выпущу тебя, если ты дашь мне шанс. Подари мне хотя бы сутки.
Я всё ещё не понимаю, о чём она.
– Сутки… – повторяет она, – день и ночь, когда ты будешь в моей власти. Я хочу этого. Я это заслужила.
Проклятье. И это всё? Я бы отдал год жизни, чтобы её вернуть.
– Да, – и едва я ответил, вдали послышались шаги.
Альдэ метнулась к решётке и заскрежетала ножом в замке.
«Только бы она успела», – гулко бьётся в груди. И она делает это. Едва замок слетает с петель, я рвусь наружу, навстречу тем, кто явился ко мне, и выпускаю из ладоней убийственное пламя. Я не разбираю лиц пришельцев, и мне всё равно, кто решил меня навестить. В замке только одно верное мне и много раз преданное мной существо. Остальные заслуживают смерть.
Бой был недолгим. Я видел, как шмыгнул прочь главарь, и упали замертво его подручные. Альдэ попыталась что-то сказать, но я лишь прижал её к стене. Мне нужно знать, что она настоящая. Это всё, что имеет значение.
– Прости, – я наконец вспомнил это слово и тут же зажал её губы поцелуем, не давая возразить. Он был горячим и сладким, и он был всем, что было нужно мне в этом мире. Я сходил с ума, но мне было всё равно.
– Нужно найти оружие, – услышал я сквозь пелену и, с трудом оторвавшись от своей найве, двинулся прочь, наверх.
Вельд
– Это – дом твоих друзей?
Альдэ задавала свой вопрос уже в третий раз, и я никак не мог понять, что её не устраивает. Мадам Маритта, видимо, тоже.
– Твоей спутнице отдельную комнату? – спросила она, бросив на Альдэ недовольный взгляд. Я тоже покосился на неё.
– Нет, сделай нам апартаменты, Ри.
Маритта, темноволосая эльфийка, стоявшая за резной стойкой бара, постучала пальцами по столешнице. Её полная грудь, едва прикрытая тёмно-синим шёлком, колыхнулась, а следом шевельнулись бёдра.
– А деньги есть?
Я улыбнулся. Маритта покачала головой.
– Завтра, – сказал я.
Маритта недовольно фыркнула. Вообще у этой женщины странные манеры.
– Знаешь, что говорят о тебе в городе, Ант?
– Вельд, – поправил её я.
Накрашенные губы искривились в улыбке.
– Да-а… – протянула Ри.
– Говорят, что я братоубийца и ублюдок?
Маритта усмехнулась.
– Почти. Говорят: каждому, кто сообщит о тебе, король отсыплет унцию алмазов.
Я поёжился.
– Тогда мне точно нужны апартаменты. Чтобы не выходить из них, пока…
– Пока что? – спросила Мари.
– Пока дело не перейдёт в новую фазу.
– Ну-ну, – хотя Мари снова усмехнулась, зелёные глаза её остались колкими, как льдинки. – Ладно. Комнату. Лучшую. Девочки-мальчики? Или как обычно?
Я опять покосился на Альдэ и едва заметно криво улыбнулся. Моя спутница явно нервничала.
– Как обычно, – сказал я, – на двоих.
Мари что-то заскребла карандашом в обтянутом кожей блокноте. Потом дважды щёлкнула пальцами, и, отделившись от стен, к нам подплыли несколько молодых людей. Здесь были и девушки, и юноши. Все аккуратно причёсаны и не накрашены, как я и люблю.
– Девушки не подойдут, – сказал я сразу же. Затем подумал и решил переиграть: – А хотя, можно и девушку – одну.
Маритта жестом указала всем, кроме одной, уйти, и на их место тут же встали молодых парней.
– Этот, – я ткнул пальцем в одного из них и обернулся. – Альдэ?
Альдэ стояла мрачная, как туча, и неподвижная, как каменная статуя.