Книга Маленькая красная записная книжка - София Лундберг

– Ты знаешь, насколько малы шансы, что мы его найдем?

– Да, но…

– Стэн будет смеяться до слез от этих вводных! Я должен позвонить ему и попросить найти мужчину, след которого теряется во время Второй мировой?

– Ты не понимаешь, он не исчез. Просто она не связывалась с ним. Вероятно, он вернулся домой, завел парочку детишек, жил долго и счастливо, а сейчас отдыхает в кресле-качалке на крыльце дома и ждет смерти. Как и Дорис. И думает о ней.

Вилли дышит в трубку. И сдается:

– Аллан Смит, говоришь?

– Аллан Смит. Да.

– Я сделаю все возможное. Но не питай иллюзий.

– Я люблю тебя.

– Я тоже тебя люблю. Какие могут быть сомнения…

Она начинает тосковать по дому, услышав его теплый смех.

– Как мальчишки?

– Не волнуйся. Всегда есть фастфуд. Господи, храни Рональда Макдональда.

– Я вернусь домой, как только смогу. Я люблю вас.

– Приезжай скорее. Без тебя тут все из рук валится. И я люблю тебя. Передавай привет Досси.

Дженни заглядывает в палату, где лежит Дорис, и видит, как та шевелится под одеялом.

– Кажется она проснулась, я пойду.

Она кладет трубку, попрощавшись со своей любовью, и переступает порог палаты, полной томительного ожидания неминуемой смерти.

Д. Джонс, Пол МЕРТВ

Я лежала на чердаке несколько дней, возможно, даже недель. Просто смотрела на потолок и ощущала, как меняется мое тело: пришло молоко, матка медленно сокращалась. В конце концов я устала от своего бездействия. Я не стала сразу спускаться вниз, к Полу, а начала исследовать чердак, изучать запрятанные в коробки и шкафы вещи. Комод был заперт, но я решила когда-нибудь сломать его замок. Я нашла коробку с яркими игрушечными машинками. Внутри шкафа обнаружились нарисованные красным мелом линии, петляющие вперед и назад, вверх и вниз, и путаница из знаков, которую мог оставить лишь маленький ребенок. Машинки были помяты, краска облезала. Я покрутила каждую в руках, расставила на полу в ряд и представила себе гонки, которые когда-то устраивал ребенок на этом деревянном полу. Где он сейчас? Я порылась в сундуках. В одном из них нашла несколько сложенных и перевязанных грубой зеленой леской платьев. Интересно, чьи они? Что случилось с женщиной, которая их носила, и с ребенком?

Любопытство заставило меня спуститься вниз. Я чувствовала, как напрягается израненный живот от движения. Он все еще оставался большим, а спина болела, как и в последние недели беременности. Пол улыбнулся, увидев меня, и даже сказал, что скучал. Он заставил меня сесть за стол, подогрел немного супа и протянул кусок засохшего хлеба. Но когда я начала разговор о машинках и платьях, он напрягся и стал привычно молчалив. Не хотел говорить об этом. А может, не мог. Кто знает, какие человек носит в себе печали? Я больше не спрашивала его и вместо этого начала рисовать в воображении эту женщину и ребенка. Дала им имена и представила, как они выглядят. В старой тетради я записывала короткие рассказы про них и их приключения. А когда стала разговаривать с ними по ночам, поняла – мне пора двигаться дальше.

Я написала Йёсте, это был крик о помощи. Его ответ прибыл в почтовое отделение две недели спустя. Он волновался, писал и задавался вопросом, почему я не выходила на связь. В конверте лежали его адрес и имя. Знакомый его друга взял с него картину взамен на то, что доставит меня домой на грузовом судне. Через несколько дней я покинула дом Пола. В его глазах стояли слезы, и даже сквозь густую бороду я видела, как дрожал его подбородок. Думаю, именно в этот момент я по-настоящему узнала Пола. За два года он почти не смотрел мне в глаза. И тогда я поняла почему. Я была для него единственной отдушиной, робким напоминанием о том, что хранилось на чердаке, о его прошлой, неодинокой жизни.

Мы с Полом несколько лет обменивались письмами. Я не переставала заботиться о нем издалека. О Поле, затворнике, который жил в своем храме воспоминаний. Когда он умер, я приехала в Англию, чтобы похоронить его рядом с Рексом, его любимым псом, что умер за несколько лет до своего хозяина. На его похороны пришло всего три человека. Священник, самый близкий сосед и я.

Н. Нильссон, Йёста

Наше воссоединение произошло именно так, как рисовал в своих письмах Йёста. Моряки бросили канаты на берег, докеры схватили их и обмотали вокруг столбов на причале. На неровный асфальт выкатили железный трап. Шел небольшой дождь, и Йёста стоял на причале и ждал меня под большим черным зонтом. Я по трапу сбежала к нему. Я больше не была симпатичной молодой девчонкой, какой он меня помнил. У меня не осталось ни единого целого платья, ни одной хорошей пары туфель. Волосы стали тусклыми, а на коже, грубой и серой, стали видны прожитые годы. Он протянул ко мне руки, и я упала в столь долгожданные объятия.

– Ох, Дорис! Ты наконец-то здесь! – прошептал он, не веря тому, что случилось.

– Да, столько времени прошло, – шмыгнула я в ответ.

Он засмеялся. Отступил на шаг и положил руки на мои плечи:

– Дай посмотрю на тебя.

Я вытерла слезы и неуверенно встретилась с ним взглядом. Как будто бы не было всех этих лет в разлуке. Я вдруг снова стала тринадцатилетней девочкой. А он – печальным художником.

– У тебя морщины, – засмеялся он и провел пальцем по коже у моих глаз.

– А вы вообще старик, – засмеялась я в ответ и потрепала его по плечу.

Он улыбнулся:

– Мне нужна хорошая домработница.

– А мне нужна работа.

Я все еще сжимала в руках свой мешок, в котором лежали мои немногочисленные пожитки.

– Когда сможешь приступить?

Я подняла голову и улыбнулась:

– Как насчет прямо сейчас?

– Прямо сейчас – это хорошо.

И мы снова обнялись, в этот раз закрепляя сделку. А потом пошли вместе по холмам Седермальма до улицы Бастугатан. Увидев дальше по улице дом мадам, я ощутила жжение в груди. Медленно подошла к нему и остановилась, чтобы прочитать имена на двери.

– Там сейчас живет молодая семья. У них четверо детей, которые орут и топают, беспокоя Йерана из нижней квартиры. Он говорит, это сводит его с ума.

Я кивнула, но не ответила и потянулась к ручке, которую так часто поворачивала. Подумать только, моя рука лежала на ней в тот самый первый день, когда я ушла из дома моего отца навсегда…

– Пойдем домой, тебе нужно поесть.

Йёста положил руку на мое плечо. Я кивнула.

В коридоре пахло скипидаром и пылью. Его картины выстроились вдоль стен. Сосновый пол заляпан пятнами краски, а мебель в гостиной укрыта белыми простынями. В кухне полно грязных тарелок и кружащих мух.