Книга Пособие для рыцаря - Николай Космич

Майк обернулся и увидел позади Вальтера, смиренно стоящего со сложенными за спиной руками и обреченно взирающего на водную гладь, сияющую последними красками заката. Словно не обращая внимания на беглеца, хозяин продолжил:

— Нет большей свободы на земле, чем та, что парит над одиноким кораблем, когда начало и конец маршрута одинаково далеки. Лишь теперь, движимый силами Гермидона, он плывет навстречу бескрайним просторам, сливаясь с картинами природы…

Наступила длительная безмолвная пауза; оба проводили взглядом скрывшийся за горизонтом парусник, после чего Майк хотел что-то спросить, но его речь была прервана, не успев начаться: под окном послышался волчий вой. Гость насторожился, а Вальтер вдруг изменился в лице, и поспешил к выходу, но, вспомнив о Майке, остановился.

— Пойдем, — сказал он, — я познакомлю тебя со своим другом.

Гость повиновался, и вскоре они оказались на улице. Заметив серую волчицу, твердо стоящую перед дверью, Майк насторожился и попятился назад. Хищница пристально смотрела ему в глаза, и от того пронзительного взгляда мурашки пробежали по его коже. Но Вальтер успокоил его.

— Не пугайся, Майк. Она мой друг и не сделает тебе ничего худого. Познакомься, ее зовут Сандра.

— Майк… — машинально промолвил гость, обращаясь к волчице, и слегка преклонил пред ней голову.

— Сандра уже много лет навещает меня каждый вечер. Я разговариваю с ней и кормлю, а взамен она дарит мне свой понимающий взгляд…

— Эх, приятно наблюдать, как человек на равных общается со зверем, — сказал посмелевший Майк.

Усевшись на скамейку, гость с любопытством наблюдал за тем, как Вальтер ласкает безобидную волчицу, как пристально она смотрит ему в глаза, будто хочет что-то сказать. Надолго ему запомнился этот тоскливый взгляд.

Так пробежал первый месяц весны. Майк освоился на новом месте и привык ко всему: к хозяину, доброму и отзывчивому человеку, который рад был поддержать разговор на любую тему, кроме одной; к великому Морфису, спокойному и смиренному днем и мрачному, бушующему ночью; к этому небу и листве, одаряющей слух чувственной вечерней мелодией; к волчице, каждый вечер завывающей под окном, и ее жалобному взгляду. Чем дальше на запад уходили дни и ночи, тем быстрее растворялись в памяти неприятные моменты жизни в новом мире. На смену напряженным дням приходили вечера полного спокойствия. Жизнь в особняке была прекрасной. И к своему удивлению, Майк не испытывал сильной тяги туда, к людям, к обществу, к цивилизации. Быть может, он успел насытиться той жизнью в далеком прошлом?..

Так он и жил у Вальтера Беллиона без особых происшествий, пока однажды не повидал одну весьма интересную вещицу…

XII

Вторая реликвия

В Дитмонде полным ходом шли строительные работы. Маленький дом на окраине города преображался: укреплялись стены, латались дыры на крыше, расширялись окна. Уже на следующий день после возвращения Калима Дариэль из Монтвилля в доме тетушки Белетты делали свое дело дитмондские мастера, нанятые юношей. Увидев довольное лицо путника и сумку, полную серебряных самородков, домочадцы не стали ругать его за внезапный уход из дома. А когда Глиолия узнала, что ее брат отыскал и предал земле останки их родного отца, она и вовсе расцеловала его, и все обиды мгновенно исчезли. Нежданно бросив работу и покинув родной дом, Калим, несомненно, заставил сестру сильно побеспокоиться за него. Но юноша вернулся домой целым и невредимым. Для тех, кто его ждал, это главное, а все иное вскоре неминуемо растворится в их памяти.

Деньги, вырученные от продажи серебра, оказались немалыми, что удивило даже Калима. После приведения старого дома тетушки Белетты в нормальный вид Калим также позволил себе купить маленькую ферму недалеко от города. Теперь у неполной семьи Дариэль появилось совсем небольшое, но свое хозяйство: несколько овец, корова, домашняя птица. Жизнь в бедности осталась позади. Юноша больше не желал разносить письма по Дитмонду, вместо чего погрузился в работу на собственной ферме. Глиолия же продолжала трудиться в таверне, также принося в семью небольшой, но постоянный доход.

Блестящий черный меч, висящий на стене в дитмондском доме, не мог не вызывать любопытства у сестры и тетушки. Однако в этом вопросе юноша был немногословен. Калим сказал лишь то, что отлучался из дома именно за этим предметом, и это все, что любопытным удалось от него узнать. Со временем ежедневные упражнения юноши с оружием в руках стали привычными для домочадцев, а с учетом того счастья, которое приносило ему «общение» с первой реликвией, они и вовсе были рады за него. Теперь жизнь троих близких людей, которых по праву можно объединить словом «семья», ступила наконец в белую полосу или, как говорят в Сиенсэле, попала под покровительство счастливой звезды. Счастье — это постоянность. Если в счастливой жизни нет каких-либо перемен, то она останется таковой до конца дней. Однако жизнь эта, при отсутствии виражей, может стать неинтересной, пусть и счастливой. Ведь счастье тоже способно надоесть.

Однажды утром, когда солнце только выглянуло из-за Каррольских гор, к ферме, где уже не первый час трудился Калим Дариэль, подошел старик. Хриплым голосом окликнув юношу, седовласый гость молча вручил ему бумажный пакет, после чего ушел в неизвестном направлении. Очистив руки от свежей земли, Калим вскрыл пакет и в записке, находившейся внутри, прочел следующее:

«Тебе нужно то, что не первый год нарушает равноправие в маленькой деревушке Карелия, что в Селении».

Нет, за это время наладившейся жизни юноша не забыл ни своего ночного гостя по имени Лиолат, ни игры, устроенной им, ни реликвий, так ему необходимых. Калим знал, что эта записка когда-нибудь дойдет до него, и ждал ее. И вот он держит ее в руках и читает строки, написанные загадочным ночным гостем. Вместе с приходом бумажного пакета Калим ожидал и приход перемен в свою жизнь. Долой однообразие, пора в путь за второй реликвией!

Нельзя сказать, что на этот раз юноша легко объяснил близким причину своего внезапного похода. Он лишь твердил, что должен покинуть дом, а в остальном невинно — что в данном случае лучше назвать словом «издевательски» — отмалчивался, заставляя сестру привычно беспокоиться. «Все будет хорошо. Мы будем жить счастливо и богато», — чаще всего слышала Глиолия, стоя на пороге перед родным братом, отправляющимся в путь.

Селения… Райский уголок великой империи. Бесподобные западные края богаты кристально чистыми речками и озерами, здесь собраны все богатства растительного и животного мира. Здесь взору открываются неповторимые картины нетронутой природы. Селения поразит любого изобилием прекрасных животных и редких растений, каких не встретишь где-либо еще в Сиенсэле. Остается лишь восхищаться гуллитами — местным населением, — которые сохранили все это в первозданном виде. Народ северо-запада долгие годы живет среди прелестей матери-природы и верит в свою богиню, именем которой названы эти неповторимые земли. И потому для низкорослых ее почитателей испокон веков сияют рассвет и закат, улыбаются горы, поют густые леса. Нет в мире места прекрасней Селении! Это неизменно понимает каждый имперец, побывавший здесь хотя бы раз. В этот день юноша впервые в своей жизни пересек западную границу Аурелии и очутился в тех самых краях, так восхваляемых известными сиенсэльскими поэтами и художниками. Это настоящий рай, живой и прекрасный, о котором Калим знал доселе лишь по книжкам и картинам. Юноша не ведал, куда держит путь. Он слышал ранее о деревушке Карелия, знал ее приблизительное местоположение, несмотря на то, что это гуллитское поселение было малоизвестным и отображалось далеко не на всех картах империи. К счастью, Карелия располагалась не так далеко от родного Дитмонда. Чтобы быть точнее, стоит отметить, что до второй реликвии путь оказался всего вдвое длиннее, чем был до первой, только теперь путнику нужно продвигаться не на север, к Каррольским пещерам, а на запад, в Селению. Но вместе с тем это и огорчало, поскольку неповторимые земли, куда каждый год отправляется отдыхать сам император, лежат совсем рядом, а взглянуть на них Калим смог лишь теперь.