Книга Мститель. Бывших офицеров не бывает - Валерий Шмаев

События последних двух недель вообще убили во мне понимание окружающей действительности и моего места на этой войне. Удобная экипировка, оружие с глушителями и необычная диверсионная тактика. Порознь это не бросалось бы в глаза, но всё вместе это выглядело как отработанная многими годами войны система. И далеко не одной войны. Это я осознал неожиданно даже для себя самого. Но какие это были войны? В Африке? Австралии? Америке? Китае? Где командир научился всему этому?

Я видел глушители «БраМит» под «Наган» и трёхлинейную винтовку и даже стрелял из «Наганов» с ними, но глушители, что сделал «Третий», были много компактнее и эффективнее. Звук выстрела был значительно тише, а конструкция самого глушителя была совершенно иная.

В то же время умения и знания «Третьего» были просто поразительными, и это касалось всего – от конструирования и шитья разгрузок и рейдовых ранцев до строительства землянок и изготовления глушителей. У этого неприметного и тихого человека были воистину золотые руки.

Экипировка. Сам маскхалат «Третьего» не был бы чем-то необычным, кроме разве что расцветки, но его дополняли наколенники, налокотники, удобная подвесная система, названная командиром «разгрузкой», и вместительный ранец, названный им же «трёхдневкой». Всё вместе это выглядело просто потрясающе удобно, и… командир пользовался всем этим явно не первый год. Настолько совершенно всё вместе это выглядело.

Диверсионная тактика. Для меня это было нечто невообразимое. Рейд в Резекне. Безумная поездка на площадке «теплушки» была воспринята им обыденно, как нечто само собой разумеющееся. Удобно сидящий на площадке теплушки командир перехватил меня за шкирку и, усмехаясь, затащил меня к себе. Как будто он знал, что я промахнусь по поручню и судорожно буду цепляться за ступеньки, медленно, но неотвратимо сползая под колёса вагона.

Щелчок «Вальтера», лязг затвора, вылетевшая гильза – и убитый в голову часовой. Пуля попала точно в переносицу. В полутьме, навскидку, с восьми метров. Удар в основание шеи второму часовому, и молча рушащееся на землю тело. Удар – труп. Взорванная станция. Надо бежать как можно дальше, но он остаётся в доме полицаев. Хозяйка схватилась за «Наган» и тут же умерла, удивлённо распахнув глаза, – моментальный и неожиданный для всех удар ножом. Мгновенный расстрел не выполнивших его приказ бойцов и тут же ласковое обращение с оставшимся в живых. И постоянное участие в его экипировке, вооружении, питании. И обыденное включение его в работу на базе. Без каких-либо сомнений и колебаний. Как будто командир уж всё знает об этом случайно попавшем в отряд человеке.

Рейд в Даугавпилс меня просто раздавил, и, даже двигаясь с ним по заснеженному городу и машинально отвечая на приветствия проходящих мимо солдат противника, я пребывал в каком-то ступоре.

Вот зачем? Зачем он, надменно усмехаясь и страшно коверкая русские слова, позвал за собой двух латвийских полицейских в полуразрушенный тяжёлым снарядом дом? Я даже зайти в заметённую снегом подворотню не успел, а он уже обыскивал два трупа мгновенно и как-то буднично зарезанных им латышей. Причём он взял только документы, дрянные немецкие сигареты, несколько оккупационных марок и снял затворы с винтовок, выкинув их далеко в снег. Какой смысл в убийстве этих двух латвийских полицейских? Но ответ на этот вопрос пришёл сразу же. В рот одного из убитых командир засунул одну из листовок, спешно написанных Арье. И только ради этого он рисковал нашими жизнями?

Мы опять двигались по городу. Я в своём шикарном кожаном пальто с меховой подстёжкой и лисьим воротником, щегольских сапогах и фуражке с высокой тульей отчаянно мёрз на пронизывающем ветру, и он в каске, десантном костюме и коротких немецких сапогах, с небрежно повешенным на левое плечо автоматом.

В этот костюм и униформу немецкого десантника был обряжен ординарец убитого мною начальника концлагеря, но на командире эта форма выглядела не менее буднично, чем на кадровом немецком унтер-офицере. Вот только кроме неизменных запасных магазинов к автомату на стандартной немецкой подвесной системе у него висело целых четыре штык-ножа от немецких винтовок. Два спереди и два сзади. Впрочем, у командира и в рукавах есть по парочке коротких метательных ножей, и на ранце в специальном кармашке, и за воротником на спине, и в сапоге, и где-то ещё.

Мы подошли к цели нашего путешествия – монументальному трёхэтажному дому, стоящему на небольшом отдалении от остальных домов, в глубине небольшого сквера. Я небрежно козырнул вытянувшемуся часовому, топтавшемуся на небольшом пятачке у въездных ворот, и пошёл по очищенной от снега дорожке к подъезду. Командир, отставая на полшага, двигался следом. Перед подъездом, на небольшой площадке, стояли три легковые машины, и прохаживался ещё один отчаянно мёрзнущий часовой. В этом доме жили в основном немецкие офицеры и полицейские чиновники, а сами квартиры были огромны.

Именно здесь, на втором этаже этого шикарного особняка, жил подполковник тылового управления Люфтваффе, только вчера приехавший из отпуска, который он проводил во Франции. На службу он вернулся со своим братом – начальником Гестапо одного из французских городов. Так сказать, брат приехал с ответным визитом – ведь для него это была экскурсия на победоносный Восточный фронт.

Перед самой дверью в подъезд командир обогнал меня и решительно распахнул её предо мной, почтительно пропуская меня вперёд. Я ступил в тёмный подъезд – и тут же в его руках вспыхнул фонарь, освещая грязный мраморный пол, обшарпанные стены и небольшую дверь в углу обширного холла. Видимо, в дворницкую.

– Не торопись, – чуть слышно прошептал командир и перенаправил меня в дальний угол холла.

– Я работаю. Ты добиваешь раненых и держишь боковые комнаты. – Говоря это, командир раздевался – прямо на пол скинул автомат, каску, подвесную систему с подсумками и ремень с ножами. Одним движением сбросил ранец. Снял десантную куртку и прямые брюки цвета фельдграу. Оставшись в одном мундире, очень похожем на мундир Люфтваффе, он снова подпоясался ремнём со своими четырьмя штыками. И только после этого достал из ранца все три «Вальтера» и принялся наворачивать на них глушители.

Внутри меня сжалась пружина. То, что командир предложил в квартире полицая, было очередным безумием, но он опять действовал без каких-либо раздумий и колебаний. Навернув глушители на пистолеты, он передал их мне, достал из ранца пузатую бутылку французского коньяка, прихваченную им в доме переводчицы, и, фальшиво насвистывая и подсвечивая себе в ноги фонарём, направился вверх по лестнице. Мне пришлось собрать все его вещи и двинуться следом. Ни о каком прикрытии командира и речи не шло – я был нагружен как мул. Впрочем, сейчас это было и не нужно.

На площадке второго этажа было светло. Не так, как днем, конечно же. Свет проникал из квартиры, из которой доносились нестройные мужские голоса, женский смех и музыка. И тут я с удивлением понял, что командир насвистывает ту самую мелодию, что доносится из патефона. Как она там? Лили Марлен?

В это время дверь квартиры распахнулась шире и из квартиры, громко разговаривая, вышли сразу три немецких офицера. Я не успел их разглядеть и не успел ничего сделать.