Книга Врачебная ошибка - Мария Воронова

Смотрю на часы: треть праздничного дня Восьмого марта позади. Непонятно, как будет дальше, но пока дежурство смело можно назвать идеальным. Ни одного скандалиста, все пациенты с клиникой, словно из учебника, и утренняя ущемленная грыжа тоже тьфу-тьфу. То, что в хирургии называется «удобный пациент». Поступил через довольно длительное время после ущемления, но кишка осталась жизнеспособной, и резекцию делать не пришлось. Странная закономерность: одних женщин на Восьмое марта судьба одаривает романтикой, а меня – только профессиональными удачами. Почему так? Возможно, я создана для того, чтобы лечить людей, не отвлекаясь на личную жизнь…

А вдруг мне все же удастся переломить судьбу? Если я сменю профессию, может быть, мне достанется хоть немного счастья.

Я перестану быть машиной для спасения жизней, судьба потеряет ко мне интерес и позволит немного пожить для себя.

Или наоборот, космос дает мне таким образом понять, что сопротивление бесполезно и я должна идти предназначенным мне путем, никуда не сворачивая.

Все это пустые предположения; если мы что-то знаем о своей судьбе, так это то, что нам не предсказать следующего ее хода.

Ну да, кисло думаю я, не предсказать… Так и будешь всю жизнь молотить в этом чертовом приемнике, возвращаясь в пустую квартиру только поспать, если не примешь срочных мер. Чтобы вписаться в поворот судьбы, надо крутить руль!

Сосредоточенно хмурясь, придумываю грандиозный «косяк», который точно поставит меня под сокращение.

Есть неплохой вариант: не положить в больницу какую-нибудь заслуженную бабку. Если она обременена родственниками, которых от желанной свободы отделяет только упрямство дежурного врача, жалоба практически гарантирована.

Обычно я жалею таких старушек, их трудно назвать здоровыми, а при несовершенстве амбулаторной помощи госпитализация часто бывает единственным шансом улучшить им качество жизни, но сейчас накручиваю себя и торжественно обещаю – если нет прямых показаний, не положу!

Но «Скорая помощь» никого не везет.

Заполняю истории, делаю текущий обход и только сажусь на диван с книжкой, звонок из приемного.

Аппендицит у молодого человека. Сам парень кажется вполне адекватным, но мама внушает надежды. Вымогательство ей точно не понравится.

Открываю рот и понимаю, что физически не могу попросить денег за операцию. Издав несколько пробных звуков, замолкаю. Напряженное лицо мамы расслабляется, ирония, кажется, в том, что она ждала, что я буду клянчить деньги, и готовилась дать достойный отпор.

Предпринимаю вторую попытку, столь же безуспешную. Мама с поджатыми морковными губами мне совсем не нравится, и я думаю, как здорово было бы сейчас обломать ее уверенность в том, что в груди каждого врача пылает огонь бескорыстной любви к человечеству, но есть вещи, через которые я не могу переступить.

Выйдя из операционной, без особой надежды проверяю телефон. Удивительное дело, но обнаруживается один пропущенный звонок с неизвестного номера. Что ж, если это был тайный поклонник, то он очень точно выбрал время, чтобы признаться в своих чувствах. Позвонил именно в те полчаса, когда я была в операционной и ответить не могла.

Решаю не перезванивать.

Наступает вечер, тихий и ясный, длинные тени ложатся на ноздреватые мартовские сугробы. Скоро снег совсем сойдет. Я не курю, но выхожу на крыльцо вместе с травматологом и с удовольствием вдыхаю теплый мокрый ветерок наступающей весны, приправленный сигаретным дымом.

Сегодня мне не удалось заработать отрицательные баллы, что же делать? Остается единственный способ: завтра на планерке обозвать главврача дураком или вором. А для гарантии тем и другим.

Но он не дурак и не вор, грустно думаю я, совсем наоборот. Перед глазами возникает суховатое лицо Владимира Семеновича, с резкими морщинами и прозрачными волчьими глазами.

Кажется, я влюблена в нашего главврача, хотя предпочитаю думать, что он меня бесит. Наверное, поэтому и хочу уйти, пока еще есть силы для самообмана.

Снова пьем чай с остатками торта, выжимая последние дивиденды из Международного женского дня. Включаем праздничный концерт, какой-то мужчина с внешностью раскормленного идальго поет о своей готовности поступить в рабство к даме сердца. Выглядит он так невыносимо пошло, что мы с травматологом снова идем на крыльцо. Подлетает «Скорая», разрывая ночь синими всполохами фонаря и сиреной. Водитель с фельдшером вытаскивают каталку, а знакомый врач зовет нас. Бежим встречать пациента, по пути я успеваю посмотреть на часы. Полночь миновала пять минут назад, кончился Женский день, а вместе с ним и профессиональные удачи.

Что ж, картина ясная. ДТП, шок. Закрытая травма живота наверняка, а еще рёбра, голова… Уточнять диагноз будем в операционной.

Быстро везем больного, я на ходу заполняю историю. Давление падает, времени ждать УЗИ нет, быстро делаю лапароцентез, в животе – кровь.

Михаил Георгиевич дает наркоз параллельно с противошоковыми мероприятиями. Мимолетно отмечаю, что он на удивление сдержан и вежлив, неужели принял к сведению наш утренний разговор?

В животе обнаруживается больше двух литров крови, источник кровотечения – разорванная селезенка и брыжейка тонкой кишки. Могло быть хуже. Делаем спленэктомию и резекцию кишки.

Кровотечение остановлено, теперь все зависит от Миши. Мне видна часть экрана монитора, и я периодически поглядываю туда, чтобы не отвлекать анестезиолога. Давление еще низкое, но не падает, и пульс приличный, насколько это возможно в данных обстоятельствах. Миша – молодец!

Только я успеваю это подумать, как слышу его крик:

– Плазма нужна нам немедленно! Вы обязаны знать такие вещи! – и понимаю, что человек остается самим собой, несмотря ни на какие воспитательные меры.

Вдруг слышу голос Владимира Семеновича. Галлюцинации, что ли, от недосыпа и усталости? Нет, он действительно стоит в дверях, не решаясь войти внутрь. Помнит, что ли, мои слова про клуб веселого хирурга? По заведенному распорядку ему докладывают обо всех случаях тяжелых ДТП, и с некоторым опозданием вспоминаю, что это должна была сделать я. Ура! Наконец-то провинилась! Не повод для увольнения, конечно, но при грамотном подходе…

– Все в порядке у вас? Помощь нужна? Мне помыться? – отрывисто спрашивает Владимир Семенович.

Я качаю головой, а Миша налетает, как вихрь, мол, плазму надо капать срочно для профилактики ДВС, а где специальный аппарат для быстрого размораживания? Куда смотрит администрация? О чем, в принципе, думает главврач, не оснащая нашу заштатную больничку последними достижениями науки и техники?

Я улыбаюсь под маской. Самое время и мне высказать главврачу какую-нибудь нелепую претензию, но куда там! – разве могу я пробиться сквозь Мишкин напор?

Последний шов, повязка, и я оставляю Михаила Георгиевича готовить больного к транспортировке в палату интенсивной терапии. Иду писать протокол операции в ординаторскую.