Книга Блудный сын, или Ойкумена. Двадцать лет спустя. Книга 2. Беглец - Генри Лайон Олди

Живешь и не знаешь, когда шарахнет.

– Везет, – нудил Янсен. – В сорочке ты родился. А я, наверное, из жопы вылез. Третий раз за неделю, а? Третий раз тебя наверх ставят! Небо, солнце, свежий воздух. Курить разрешают! А меня опять на минус шестой…

– Служить лучше надо! – огрызнулся Петерс.

Янсен был дурак, и Петерса он достал. Двумя днями раньше Янсен достал капрала Мейера, вследствие чего получил от капрала по шее. Без членовредительства и видимых следов, но весьма чувствительно. С тех пор Янсен больше не заикался об истинной причине своей зависти к тем, кого отправляли нести караул наверху. Молчал, пыхтел, кусал губы, справедливо опасаясь повторения экзекуции. Но все и так понимали: завидует.

– Минус шестой, понял? Ну не западло?

– Кончай бухтеть, зануда.

– Я не бухчу…

– Можно подумать, внизу курилок нет!

– Сижу в каменных кишках! Крот в норе…

– Если в кишках, то дерьмо.

– Кто?

– Крот в манто!

Придурок Янсен вбил себе в голову, будто наверху больше шансов уцелеть, если мальчишке вздумается стартануть «по-горячему». Девять, значит, этажей. Нанобетон, титанопласт, термосил…

Ну не идиот ли?!

Петерс специально в вирт лазил, интересовался. «Горячие старты» антисов – они разные бывают. Даже если средненький, все равно квартал сносит, как корова языком. От минус девятого, где пацана держат, до поверхности – метров шестьдесят. Ага, безопасно! Безопасно – это в километре, а лучше в двух. Если от антисовой горячки реактор вразнос пойдет – и десятка маловато! Ладно, наш антис – щенок, сопля. Шарахнет, значит, не на пять килотонн, а на две с половиной.

То-то порадуемся!

Пуще, чем непроходимая тупость рядового Янсена, Петерса раздражало другое: вопреки очевидному, Янсен считал дураком не себя, а его, Петерса Винкупа. По мнению Янсена, он, Петерс, в силу природной ограниченности и скудоумия не понимал, не ценил собственного фарта: дежурить наверху, где вокруг тебя козлом скачет удача.

– По нарядам разобраться!

Перед лифтом капрал Мейер еще раз проверил амуницию подчиненных. Кивнул: порядок! Набрал на управляющей матрице заковыристый код, менявшийся каждые сутки. На пост номер один наряд прибыл точно, минута в минуту.

– Докладываю: за время дежурства происшествий нет!

Происшествия, фыркнул Петерс. Какие тут могут быть происшествия? Если что и случится, так внизу. И докладывать уже будет некому. А здесь что? Волки из лесу набегут? Туристы-растяпы к бункеру выбредут? Волков на Ларгитасе пойди найди, а у туристов навигаторы, даже у последнего раздолбая.

– Пост сдал!

– Пост принял!

Террористы? Не смешите мою портупею! Террористов на Ларгитасе триста лет днем с огнем не найдешь. Инорасцев в космопортах только что на атомы не разбирают. Малейшее подозрение – от ворот поворот, без всяких объяснений. Десант из космоса? На входе в систему засекут. Пояс орбитального контроля, спутниковая сеть над всей планетой… Даже если каким-то чудом проскочат – пока сядут, батальон спецназа будет здесь раньше, чем они приземлятся.

Круглосуточное наблюдение: со спутников и с земли.

Раньше, говорят, на объекте служба была – курорт, не бей лежачего. Бункер, лаборатории, секретность. Ставили научразы свои опыты, что-то хранили, исследовали. Собак небось резали. Все под контролем: композитные двери в полметра толщиной, термосиловые перекрытия. За глаза хватало, никто и не парился. Не то что сейчас…

Порядок дежурства оставался неизменным. Двое у входа. Третий обходит надземную часть бункера по периметру. Через двадцать минут – смена. Обходчик занимает пост у двери, вокруг здания идет следующий. Время бежит, земля дрожит, вот и час пролетел. Валяй, друг Петерс, иди в обход. Обшарпанная стена с дурацким граффити. Окна-фальшивки. Дорожка из нанобетона, вкрапления цветной гальки. Жухлая трава. Стайка жалких кустов: пучки прутьев, бурые листья. Вот-вот их оборвет неласковый осенний ветер. Забор из профнастила с кирпичными столбиками, как в ретрофильмах. Откатные ворота. За забором – унылое редколесье.

Безлюдье. Тишина. Звук шагов.

Стук сердца в груди.

Четыре дня до смены караульного состава на объекте. Скорей бы уж! Сил никаких нет – день за днем сидеть на ядерной бомбе. Не убежать, не защититься, не спрятаться. Он, дурак, еще радовался: ура, попал в спецроту охраны. Все из его призыва завидовали: не служба, малина! Ага, малина. Вас бы сюда, завистников. Горлом бы малина пошла…

Второй круг. Третий.

В какой-то момент почудилось: ветви деревьев за забором расплылись, задрожали, словно в знойном мареве. Петерс моргнул. Резкость вернулась: никакого марева. Надо завязывать с амидипамом, подумал он. Хотя бы дозу уменьшить! И доктор, и начальство смотрели на это дело сквозь пальцы: без легких седативов на такой службе свихнуться можно! Были прецеденты. Переборщил, рядовой? В глазах рябит? Вечером – только одну таблетку.

Одну, и все!

Заныл, налился тяжестью мочевой пузырь. Вот ведь некстати! Это ж теперь у капрала отпрашиваться, бежать в сортир, по дороге еще дважды пропуск проверят… Не дотерплю, понял Петерс. Он воровато огляделся, хотя знал, что никто за ним не наблюдает. Ну да, кроме скрытых камер слежения. Черт с ними, с камерами! На гауптвахту его упекут, что ли? А даже и упекут – какая разница, где трястись: шарахнет, не шарахнет?

Он торопливо просеменил к забору, пристроился у кирпичного столбика, с облегчением зажурчал. Уже застегивая штаны, скользнул по забору взглядом. Рядом со столбиком листы металлопрофиля разошлись, образовав щель. Секретный объект называется! Бардак, как у цивилов.

Доложить?

В щели вспыхнул стремительный блеск. Узкий, остро заточенный клинок пронзил шею – вошел в кадык, вышел под затылком. Нет, не взрыв, со странным облегчением успел подумать Петерс. Кто-то украл его ноги, стоять было не на чем. Петерс упал на спину, засучил ногами, которых не было. Нет, не взрыв. Не взрыв, нет. Не «горячий старт». Просто смерть. Как хорошо, это просто смерть. Больше не нужно бояться. Ничего уже не нужно бояться…

Он лежал на спине, раскинув руки. Стекленеющие глаза уставились в небо, хмурое небо осени. В глазах рядового Винкупа отражалась безмятежная голубизна лета.

II

Грязные тучи, серые тучи.

Рваным тряпьем, намотанным на швабры ветра, ползут они по низким небесам, превратив потолок в пол. Старается, трудится бригада уборщиков-невидимок. От их усилий небо не становится чище: была унылая муть, муть и осталась. К ней с жалобой тянутся голые ветви деревьев: чужих, незнакомых. Под ногами – бурая ржавчина. Это палые листья. Волглые, они не шуршат, а мягко проминаются, скрадывая шаги.

Это хорошо.

– У нас три минуты, – шепчет субедар. – Три минуты до прибытия остальных.