Книга Мария Магдалина - Людвиг Янсен Кэтрин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Проповедники стремились к тому, чтобы образ предающейся религиозной медитации Марии Магдалины служил образцом не только для пребывающих в монастырских стенах монахинь, но и для простых мирянок. С этой целью они особо подчеркивали то, что она приобрела большую мудрость, слушая Иисуса. Николай Ганаппский (ум. в 1291 г.) — доминиканский монах, ставший под конец жизни кардиналом-епископом Остии и иерусалимским патриархом, — упомянул Марию Магдалину в своем сборнике примеров в разделе «De sapientia mulierum (Омудрости женщин)»[314]. Джованни да Сан-Джиминьяно противопоставлял мудрость Марии Магдалины глупости Евы. Глупая женщина, говорил он, слушает распутников, подобных змию — дьяволу, мудрая же, примером которой является Мария Магдалина, бежит от таких людей и внимает только слову Божьему[315]. Убедить некоторых женщин слушать только слово Божье было, если верить Гумберту Римскому, делом нелегким. По словам главы доминиканского ордена, некоторые женщины «не вникают в слово Божье; они, наоборот, бывая в Церкви, только болтают, читают молитвы, преклоняют колени перед образами, [и] берут святую воду. Их с трудом можно уговорить иногда посещать проповедь». Таким женщинам, которые принимают участие в христианских обрядах, не задумываясь об их истинном значении, Гумберт настоятельно советовал взять себе за «образец Магдалину, которая, сев у ног Господа, слушала слово его»[316].
Поэтому проповедники обращались к созданному Лукой образу Марии Магдалины, «с неотрывным вниманием слушавшей и постигавшей слова Христа»[317], желая обратить внимание своей аудитории на созерцательный аспект святой. Впрочем, у этого образа существовал и другой источник — жития, легенды. В них она тоже предается религиозной медитации, но сколь разительно отличается здесь образ от того, который мы находим в Евангелиях. В vitae Мария Магдалина становится пустынницей, отшельницей, которая, испытывая духовной голод, удаляется в пустыню, желая предаться мистическому созерцанию Бога[318].
Как мы уже видели, легенда о Марии Магдалине-отшельнице, соединившись с vita Марии Египетской, начала распространяться по Европе в первой половине девятого века.
Гонорий Аугустодунский (ум. в 1137 г.), чья проповедь о Марии Магдалине входила в его же «Speculum ecclesiae», использовал для придания ей занимательности vita eremitica. Рассказывая о ее жизни, он говорит, что после того как на нее и других учеников снизошел Дух Святой, она удалилась в пустыню, где прожила остаток дней своих затворницей[319]. Гонорий немногословен, когда описывает ее отшельническую жизнь. Более обстоятельна в этом плане vita eremitica. Там говорится, что Мария Магдалина тридцать лет жила отшельницей в пещере, не питаясь земной пищей. Она принимала пищу только духовную, по определенным часам, когда ангелы, посланные Богом, переносили ее в эфир, где они утоляли ее голод божественной пищей.
Хотя эта легенда получила в Европе широкое распространение, не всем изложенные в ней факты казались достоверными. Современник Гонория Аугустодунского, безызвестный цистерцианский монах, написавший в начале двенадцатого столетия vita, некогда приписываемую Рабану Мавру, так — с убийственной критикой — отозвался о vita eremitica:
Остальная часть рассказа — то, что после вознесения Спасителя она тут же бежала в аравийскую пустыню; что она пребывала там в пещере безо всякой одежды; и что она не видела ни одного человека, пока к ней не забрел бог весть какой жрец, у которого она выпросила для себя одеяние, а также еще кое-что, — ложь и выдумка рассказчиков, сочиненная ими на основе преданий о кающейся грешнице египетской [Марии Египетской]. И эти рассказчики небылиц с самого начала знают о том, что их рассказ — неправда, ибо они приписывают его Иосифу, ученейшему историку, хотя Иосиф в своих книгах ни словом не обмолвился о Марии Магдалине[320].
Самому суровому осуждению цистерцианский монах подверг то место, которое, по мнению ученых-филологов, является прямым «заимствованием» из vita Марии Египетской. Впрочем, вызывал у него определенные сомнения также и отрывок с ангелами. По его мнению, это тоже «сомнительная история»; однако затем позиция его смягчается, и он говорит, что «если ее понимать в мистическом смысле, тогда рассказываемое становится и не таким уж невероятным, ибо никто не оспаривает того обстоятельства, что сил ей придавали довольно частые явления ангелов, которые помогали ей и доставляли наслаждение своей беседой»[321]. Впрочем, только он, насколько мне известно, письменно выражает свой скептицизм по поводу того, что ангелы оказывали помощь Марии Магдалине в период ее мистической жизни. К тринадцатому столетию большинство составителей житий и проповедников считали этот рассказ истиной и даже использовали язык мистицизма при описании происходивших в пустыне событий. Поэтому-то Агостино д’Анкона и говорил своей аудитории, что «Мария Магдалина была вознесена ликованием ангелов»[322].