Книга Война и люди - Василий Песков

Семнадцать человек остальных решили залечь сбоку и пропустить разведку.

Присяжнюк ударил точно с двадцати метров. А мы ударили сзади… Человек пять или шесть успели уйти. Считай, всю разведку в лесу оставили.

Генерал: А через три дня противник без всякой подготовки, без видимой причины и пользы полез на наш батальон. (Он был чуть выдвинут по линии обороны.) Запомнился этот день — командир батальона просил огня прямо в квадрат землянок. Выстояли. Пленных взяли. Допрашиваем: «Почему вдруг полезли?» Говорят: «Генерала очень разозлила гибель разведки. Приказал атаковать батальон, Шубина взять живым или убитым». А Шубин с разведчиками был в это время на отдыхе в двадцати километрах от фронта.

Шубин: А помните смешную листовку?

Генерал: Да, спустя месяц после этого самолет раскидал листовки. Приносят мне в штаб десяток этих бумажек. Среди них две с такими словами: «Младший лейтенант Шубин, ваше место в великой Германии! Фюрер сохранит вам жизнь, оружие, ордена…»

Шубин: Я тогда был молодой и очень гордился таким предложением.

Жук

«Ходила с нами в разведку собака. Звали Жук, но происхожденье у пса было немецкое — в каком-то бою живым трофеем достался. Приехал в роту начальник разведки Быков. Пес у его ноги трется. Почему-то моим ребятам он очень понравился.

— Подарите, товарищ полковник.

Смеется:

— Два «языка» — и по рукам.

Нам как раз повезло. На второй день двух и взяли. Отправляю в штаб и записку даю посыльному: «Прикажите доставить Жука к разведчикам». Приводит посыльный собаку, письмо с инструкцией подает: «Жук отзывается на немецкие команды: «Крихе!» — «Ползти!», «Леге дих!» — «Лежи!»… Умница собака. Стали мы ее брать на задачу. Идем в тылу у немцев — ни звука. Лежим в засаде — и она тихо лежит. Гляди за хвостом, чуть дернулся — значит, опасность. Один раз столкнулись с немцем шагов на пятнадцать. Пес кинулся, свалил в снег здоровенного рыжего обера. Тот растерялся, автомат в руках, а он от Жука отбивается сапогами… Никакой особой дрессировки мои разведчики не вели. Даже команды на русский лад не стали менять. А вот поди же, воевала собака на нашей стороне.

Погиб Жук случайно. Переходили линию фронта. Немцы стреляли по нас наугад. Все живы остались.

Один Жук получил пулю. Я засветил фонариком — безнадежен. Достал пистолет… До сих пор жалко…»

Два старика

«Вот на карте деревня Хобня. А вот тут, возле Шумилина, есть хуторок. В сорок третьем году они стояли километров за сто от линии фронта, в тылу у немцев. Мы в этих местах дней двенадцать ходили. Помню, к своим собрались. Вдруг Гриша Никишин слег. Жар, бредит… Расстегнул у него рубаху — сыпняк! Положили на плащ-палатку, идем из леса к деревне. В крайнем доме — старик со старухой. Сел со стариком рядом.

— Отец, — говорю, — надо парня спасти. Мы вернемся. А запоздаем — разыщи партизан. Вот тебе золотые часы. Это все, что у нас есть.

— Хорошо, хорошо. Часы не берет. Гришу за печкой уложил на солому… На второй день с Николаем Кольцовым та же история —

жар, бредит. Свернули из леска в маленький хуторок. Опять стучимся в крайнюю хоту. Опять открывает старик. (В деревне молодых не было. Кого немцы угнали, а кто в партизаны ушел.) Благообразный такой старик, чистенький. Яичницу сразу на стол, бабку за самогоном в погреб послал.

— Выхожу парня, выхожу. Часы взял охотно. Нам табаку и кусок сала принес…

Через месяц мы примерно в тех же местах оказались. Сделали крюк по лесам и вышли на хутор. Стучимся. Увидел старик, обрадовался:

— Милые мои! Заходите, заходите. Парня вашего к партизанам определил.

Опять яичница на столе, сало большими ломтями… Вдруг заходит в хату дозорный Миличенко Володя. Наклонился, шепчет:

— Кольку-то нашего старик немцам в комендатуру отвез.

Мы все поднялись:

— Проверить.

Пошли по домам. Точно. Отвез на второй же день. Вышли на улицу. Звездная ночь была.

— В Бога, — говорю, — старик, веришь?

Все сразу понял. Упал на колени:

— Сынки… Сынки…

Мы тогда не могли прощать… Сразу же ко второму деду в деревню Хобня пошли. Дед сидел у окна, чинил валенок.

— Как, дедушка, наш Григорий?

— К партизанам отправил…

— Веди, дед, и нас к партизанам.

Привел. Гриша Никишин там! Кинулся обнимать и деда и нас. Рассказывает: «Дед подлечил, а когда повез к партизанам, в сумерках с патрулем повстречались. Я сообразил: раз — и в сугроб за кустами в обочине. Немцы в пяти шагах от меня светили в сани фонариком, копались в соломе…»

Это было время большой проверки людей».

Валя Назарова

«Готовился штурм Полоцка. Разведка получила задачу: добыть планы всех укреплений. Восемь дней ползали на животах около города. Пометили на карте дзоты, зенитки, линии рвов, надолб. Собрались уже возвращаться, зашли к партизанам. Командир говорит:

— К фашистам мы подослали девушку… Работает в штабе. Может быть, она что-нибудь скажет. Подожди до завтра — в среду она на явку приходит.

Пришла. Красивая, веселая, лет двадцати двух. Зовут Валя.

— План обороны Полоцка?.. — С полминуты подумала. — Хорошо. Я видела карту. Но в штаб уже возвращаться будет нельзя.

Я сказал, что возьму ее на Большую землю.

— За мной ухаживает эсэсовец, офицер. Завтра в шесть часов я выйду с ним на шоссе. Берите его. Будет, кстати, и пленный из штаба.

Вечером на другой день я занял позицию в пустом доме возле шоссе. Двое моих ребят спрятались в доме чуть дальше. План такой: пропустим и с двух сторон без шума возьмем офицера…

Шесть часов. Ясный, хороший вечер. Чистое шоссе. Город с куполами церквей в синеватой дымке. В оптический прицел хорошо вижу: идут по шоссе двое. Молодой офицер и Валя. Идут, любезничают. Офицер бьет по голенищу веточкой вербы. Вот поравнялись с пропускным пунктом у рва. Показали документы. Вот они уже на полдороге ко мне от пропускного пункта. Метров сто пятьдесят еще. И вдруг остановились. Какое-то чутье подсказало эсэсовцу: нельзя идти дальше. Стоят, любезничают. Чувствую, эсэсовец сейчас возьмет Валю за локоть, чтобы идти к городу. Секунда, другая. Что делать? Вижу, Валя беспокойно повернула голову в сторону, знает: мы где-то рядом. Назад ей нельзя возвращаться. Надо что-то решать, и немедленно. Получше прикладываюсь. В прицел хорошо видно обоих. Стоят боком, лицом к лицу. Эсэсовец трогает пуговицу на Валиной кофте. Перевожу дыхание и нажимаю спуск… Офицер схватился рукой за бок. Валя толкает офицера с дороги, быстро над ним нагибается почему-то и бежит по шоссе в мою сторону. Меня колотит всего. Часовой возле шлагбаума дергает затвор у винтовки, но я учел и его…