Книга Тайна войны. После Нюрнберга - Раймонд Картье

«Нужно иметь в виду, что все приказания, которые будут отданы главнокомандующими на основании этой инструкции, суть лишь меры предосторожности на тот случай, если бы СССР изменил свое отношение к нам. Число офицеров, которые будут вначале вести подготовительную работу, должно быть минимальным. Дальнейшие, сотрудники должны быть намечены возможно позже и лишь постольку, поскольку они будут совершенно необходимы для данной задачи. Иначе мы рискуем, что наши планы будут обнаружены (момент проведения плана еще не назначен), из чего для нас возникнут серьезные политические и военные невыгоды».

Этот параграф не простая формальность. В декабре 1940 г., когда война с Англией еще не была окончена, решение начать в следующем году войну против России еще не окончательно утвердилось в уме Гитлера. Он мечтал, как мы видели, о Гибралтаре, о Северной Африке, об островах в Атлантике. Он снова колебался между Западом и Востоком и имел в виду на всякий случай обе комбинации. Но фатальным для него было то, что Россия представляла для каждого подобного ему ума неотразимую привлекательность. Ее безмерность манила завоевателей, они видели в ней страну для эпопеи.

В 1707 году Карл XII находился в том же положении, что и Гитлер. Герцог Мальборо, которого Англия послала к нему, чтобы отвратить его от союза с Францией, войдя в кабинет короля Швеции, увидел большую карту России. «А! — воскликнул он, — Россия, какое великолепное поле битвы для такого полководца, как Ваше Величество». Эти слова, быть может, были решающими.

Гитлер не имел возле себя соблазнителя. Наоборот, те немногие, кто смел давать ему советы, пытались отговорить его от русской авантюры. Но эти робкие предостережения, подобно советам Коленкура Наполеону, могли только укрепить его в принятом решении. Таким образом он привык всегда чувствовать себя правым.

27 декабря адмирал Рэдер представил свои возражения. «Главнокомандующий морскими силами, — говорится в протоколе, — снова требует самой полной концентрации наших сил против главного нашего неприятеля — Англии. С одной стороны, Англия улучшила свое положение благодаря военным неудачам итальянцев в восточной части Средиземного моря и благодаря помощи США. С другой стороны, она может получить смертельный удар из-за прекращения ее заокеанской торговли. Наши усилия по постройке подводных лодок и созданию мощной гидроавиации далеко недостаточны. Наш военный потенциал целиком должен быть посвящен борьбе с Англией; всякое распыление сил в ущерб флоту и авиации затягивает войну и ставит под удар конечный успех. Поэтому главнокомандующий морскими силами выдвигает самые серьезные возражения против кампании в России до поражения Англии».

Фюрер ответил, что темп постройки подводных лодок (от 16 до 18 в месяц) был действительно очень слаб. «Тем не менее, — сказал он, — последний континентальный противник должен быть сокрушен прежде, чем мы будем готовы с Англией. Поэтому армия должна, получить необходимое. После этого мы сосредоточим все наши усилия на авиации и флоте».

Конец 1940 и начало 1941 годов были трагическими для Великобритании.

Лондон постепенно разрушался бомбами германских самолетов и его измученное население каждую ночь наполняло галереи подземной дороги, причем усталость и страх делали его все более похожим на полудикие орды Востока. Ковентри было разрушено в один налет, и Мидлэнд, этот британский Рур, сердце всей индустрии, в особенности военной, начинал зиять страшными ранами. Воздушные тревоги были так часты, что они могли совершенно парализовать производство, если бы не был отдан приказ продолжать работы и во время налета, несмотря на опасность. В гавани, уже полуразрушенные и разрушаемые все далее, приходили разгружаться только подводные лодки, действовавшие стаями, по «тактике волков». Англия шаталась под ударами, которые она не могла возвращать и тем не менее ее воля к борьбе не ослабевала.

Гитлер изумлялся; потом ему показалось, что он понял. Англия была тверда, потому что она надеялась на помощь. Надежда не помощь Америки, которая раскачивалась так медленно, не могла быть достаточной для того, чтобы так стойко держаться. Единственно реальной могучей военной поддержкой, которую она ожидала, была помощь России.

Геринг, Кайтель, Иодль и Риббентроп подтвердили в Нюрнберге эту версию совершенно единогласно. «Гитлер проникся в начале 1941 г. убеждением, что между Англией и СССР существовало тайное соглашение. Он не мог иначе объяснить ожесточенное и по-видимому безнадежное сопротивление англичан…».

Заключение вытекало само собой: когда Россия будет разбита, — Англия капитулирует.

8 января 1941 года Гитлер заявил Риббентропу:

«Англия держится только надеждой на помощь Америки и России. Дипломатическая подготовка англичан в Москве ясна: цель Англии — это бросить СССР на нас. Одновременная интервенция России и Америки была бы слишком тяжела для нас. Поэтому надо уничтожить угрозу еще в зародыше».

Кайтель приводит еще другой довод, который побудил фюрера напасть на Россию.

«Наша сухопутная армия, — сказал он, — стояла без дела. После поражения Франции у нее «не было противника в Европе и было очевидно, что мы не могли ее держать бесконечно в состоянии мобилизации, но без употребления. Это показалось фюреру исключительно благоприятным случаем для того, чтобы покончить с большевизмом. Он сказал, что после того, как советская опасность будет устранена, он демобилизует армию и будет продолжать войну исключительно силами морского и воздушного флота».

Решение было принято Гитлером в феврале — это засвидетельствовано Герингом.

«Фюрер, — сказал он, — сообщил мне, что он решил предупредить нападение русских, нанеся Советскому Союзу решительное поражение».

«Он изложил мне свои доводы в виде пяти пунктов:

1) Сосредоточение советских войск в Польше продолжается безостановочно.

2) Воздушные силы в западных областях СССР становятся все более многочисленными.

3) Сведения, полученные ОКБ о росте военной промышленности СССР, принимают угрожающий характер.

4) Экономическое давление Советского Союза также непрерывно растет.

5) Требования Молотова в Берлине по поводу Финляндии и Балкан раскрывают план экспансии СССР и окружения Германии, для нас нестерпимый.

«Я просил времени на размышление, — продолжает Геринг, — а на другой день представил фюреру мои возражения. Он выслушал их спокойно.

Я подчеркнул, что мы уже находимся в войне с мировой державой — Великобританией; что вторая мировая держава — Соединенные Штаты несомненно вступят — рано или поздно — в войну, и что было бы весьма неблагоразумно идти одновременно против третьей мировой державы — России.

Я не сомневался в том, что германские армии победят русскую армию. Но я заявил фюреру, что занятие такой громадной страны, как Россия, потребует таких усилий, которые нас значительно и надолго ослабят.

Я отметил также, что война на востоке принудит воздушные силы Германии прекратить или по крайней мере сократить налеты на Англию как раз в тот момент, когда они достигли полной силы и когда неприятель выказывает явные признаки истощения.