Книга Забытая Византия, которая спасла Запад - Ларс Браунворт

Если не принимать во внимание военные неудачи, в IX веке появились ободряющие признаки того, что империя медленно восстанавливает свои силы. Уменьшившись после военных потерь, она сократилась до ядра, состоявшего из Малой Азии, Фракии и Греции, но эти территории были сильными и сплоченными. Религиозное инакомыслие по большей части исчезло вместе с беспокойными землями Сирии и Египта, и небольшое имперское правительство действовало достаточно эффективно вне зависимости от того, кто сидел на троне. Были открыты новые золотые прииски, вскоре заполнившие до краев обедневшую сокровищницу, и вслед за этим неожиданным изобилием возникло богатое сословие торговцев.

Еще более обнадеживающим стало возрождение образования, которое, что довольно неожиданно, разгорелось из угасающих углей иконоборчества. Попытки поддержать ту или иную сторону в споре ссылками на неясные цитаты более ранних отцов церкви вылились в изучение того, как их можно опровергнуть. Во время правления императора Феофила в середине IX века учителя содержались за счет государства, открывались скриптории, а константинопольский университет обзавелся новыми факультетами права и философии.[122]

Это являло собой примечательный контраст с Западом, где церковь медленно распространяла сохраненные ею крупицы учености. Средневековая западная мысль, хотя и довольно оживленная, была отрезана от своего богатого исторического наследия; ей пришлось дожидаться Ренессанса, чтобы вновь опереться на античные знания. Однако восточные школы могли следовать своим философским и литературным традициям, поскольку те не пострадали. За несколько лет обновленная интеллектуальная слава Византии стала настолько велика, что халиф даже попросил, чтобы ученого специалиста послали в Багдад. Император, скорее всего приняв мудрое решение, отказал ему в разрешении уйти, взамен устроив его в столице, чтобы продолжить бурное развитие. Приободренные новыми веяниями любопытства, придворные историки снова взялись за перо, знатная молодежь вернулась к изучению классики, и византийская ученость, которая пребывала почти что в спячке со времен правления Ирины, расцвела снова. Армии Феофила могли быть рассеяны в Малой Азии, но он взял свое в культурном возрождении, покоряя сердца подданных своим стремлением к справедливости.[123]

В эпоху, когда император выглядел неприступной фигурой — человеческим представителем бога на земле, — Феофил был удивительно близок к своим подданным. Страстный поклонник гонок на колесницах, однажды он принял участие в соревновании под знаменами синих и восхитил толпу своими умениями.[124] Однако самой удивительной для жителей Константинополя привычкой императора было то, что он тайно прогуливался по улицам столицы, расспрашивая тех, кто ему встречался, об их заботах и следя за тем, чтобы торговцы устанавливали справедливые цены на свои товары. Раз в неделю, сопровождаемый ревом труб, он верхом проезжал из одного конца города в другой, приглашая всех, у кого были жалобы, встретиться с ним. Остановившие его могли рассчитывать на то, что их с вниманием выслушают независимо от того, насколько могущественной была другая сторона в споре. Одна из таких историй повествует о вдове, которая приблизилась к императору и сделала шокирующее заявление, что тот самый конь, на котором сидит император, был украден у нее старшим магистратом города. Феофил должным образом рассмотрел дело и когда обнаружил, что вдова была права, он приказал выпороть магистрата, а своим наблюдающим подданным сказал, что справедливость — это величайшая добродетель императора.[125]

Однако доступность не означала, что император собирается хоть на дюйм поступиться своей царственностью, и он вложил золото в строительную программу, равной которой не было со времен Юстиниана.[126] Предпочтения всех императоров были дорогостоящими, но Феофил посрамил большую часть своих предшественников. В приступе активности стены вдоль Золотого Рога были укреплены, построен новый величественный летний дворец, а Большой Дворец был полностью отреставрирован впервые за почти триста лет.[127] Это последнее достижение привлекло внимание историков той поры, оставивших восторженные отчеты о работе. Прямо на их глазах Феофил превратил бестолково расположенное нагромождение зданий, которые составляли Большой дворец, в резиденцию, достойную императора IX века.[128] Подобная реконструкция назревала давно. Изначально построенный Септимием Севером во II веке, дворец бессистемно дополнялся последующими императорами, которые строили приемные залы, жилые помещения, церкви, бани и административные корпуса до тех пор, пока хаотично разбросанные строения не стали угрожать занять всю юго-восточную оконечность города.

Феофил навел в Большом дворце долгожданный порядок, убрав мешающие стены и неиспользуемые комнаты и соединив его здания ровными коридорами. Площадки для поло, построенные Феодосием II четыреста лет назад, когда этот император привез царский спорт из Персии, были расширены, и фонтаны, питаемые подземными водохранилищами, вскоре украсили собой изящные аллеи и висячие сады. Кремовые мраморные ступени вели к овеваемым ветерком палатам, лес розовых и порфировых колонн поддерживали изысканные апсиды, и серебряные двери вели в комнаты, полные великолепных мозаик. Однако истинная роскошь была припасена Феофилом для не имеющего себе равных тронного зала. Ни одно другое место в империи — а возможно, и во всем мире — не было так расточительно украшено золотом или похвалялось такой внушительной демонстрацией богатства. Позади золотого трона располагались деревья из кованого золота и серебра, дополненные украшенными драгоценными камнями механическими птицами, что заливались песнями, стоило тронуть рычаг. Свернувшись у подножий деревьев, из-под каждого подлокотника грозно смотрели львы и грифоны, которые выглядели так, будто готовы вскочить в любой момент. Для неподготовленных послов это должно было стать пугающим опытом — по сигналу императора золоченый орган начинал играть оглушительную музыку, птицы принимались петь, а львы ревели и дергали хвостами. Редкий гость мог не исполниться благоговения после такого представления.