Книга Древний Кавказ. От доисторических поселений Анатолии до христианских царств раннего Средневековья - Чарльз Берни

Модель поселения на северо-западе Ирана изменилась при переходе от периода I к периоду II (1000–800 гг. до н. э.), когда население было сконцентрировано в более крупных городах, чаще укрепленных, демонстрирующих региональное несходство материальных культур, не свойственное периоду I[280]. Хасанлу IVB – период наивысшего расцвета города – особенно важен и наиболее полно документирован. Однако значительная часть его остается нераскопанной и вполне может таить в себе архив табличек, которые изменят сегодняшние представления о том, что, несмотря на близость к Ассирии, даже в IX в. до н. э. цивилизация Хасанлу была дописьменной. Это представляется непостижимым. Историческая география бассейна Урмии приведена в следующей главе. Ассирийские и урартские надписи с территорий, расположенных вокруг озера Урмия, остаются важнейшим источником информации для любого исторического исследования. Они ограничиваются периодом II железного века и позднее и не могут быть отнесены ко времени до правления Салманасара III (859–824 гг. до н. э.). Он был первым ассирийским царем, который вел военные кампании в этом регионе, хотя к этому времени царство Урарту стало главным противником Ассирии. Судя по имеющимся свидетельствам, ассирийский контроль исчез к концу IX в. до н. э. Однако уцелевшие записи Салманасара III упоминают маннеев, мидян и землю Парсуа. Мидяне впервые упоминаются на 24-й год его правления (836 г. до н. э.), а Парсуа – на 16-й (844 г. до н. э.)[281]. Маннейское царство включало юг бассейна Урмии, что лежал к востоку от долины Солдуза. Представляется, что долина реки Татау, лежавшая к югу от Мияндоаба, была сердцем этого царства, которое к концу IX в. до н. э. уже теснили мидяне. И если маннейские территории могли тянуться на юг до самого Саккиза (Секкез), их центр тогда располагался неподалеку от южных и восточных берегов озера Урмия. По соображениям, которые автор не может развить в рамках этой книги, он одно время помещал землю Парсуа на равнину Солдуз, таким образом, Хасанлу находился в ее центре. Хотя некоторые теории «располагают» Парсуа значительно южнее, урартские записи вроде бы подтверждают такое положение. Если Хасанлу в IX в. до н. э. находился в Парсуа, нет никаких оснований считать, что во время строительства цитадели (около 1000 г. до н. э.) это было не так, тем более если принять связь культуры периода I железного века с ранними иранскими иммигрантами. Как и в Марлике, в нем развилась цивилизация, ставшая результатом объединения древних маннейских традиций с мирными и военными достижениями пришельцев. Главными источниками автора для реконструкции исторической географии южной части бассейна Урмии являются урартские надписи, в первую очередь анналы Менуа и Аргишти. Доктор Луис Левин из Университета в Торонто настаивает на более южном положении Парсуа. Поскольку это название, определенно, применялось к разным территориям, возможно, тут нет никаких непримиримых противоречий.

Пока Урарту и Ассирия «выясняли отношения» на землях вокруг озера Урмия, сила мидян росла. Она была лишь на какое-то время ограничена поражением Метатти из Зикирту Саргоном II (714 г. до н. э.). Поколением позже Асархаддон, желая избежать повторения собственного опыта, когда будущие узурпаторы пытались лишить его трона убитого отца, навязал вассальные договоры Раматайе и другим мидийским правителям[282]. Намеренное уничтожение табличек с соответствующим договором во время разграбления Нимруда (614 г. до н. э.) предполагает, что недовольство опекой Ассирии накрепко запечатлелось в умах мидян. Вскоре после прихода к власти Ашшурбанипала исчезновение разных пограничных застав в маннейских землях из ассирийских записей говорит о его занятости по поводу Египта, Элама и Вавилона, в ущерб сохранению контроля над границей, жизненно важной для защиты Ассирии. Угроза ассирийской экспансии в горные районы Ирана через маннейскую территорию оказалась стимулом, который в свое время привел к политическому единству мидян, народа, чья численность и обширные владения непременно должны были сделать их главной силой на Ближнем Востоке.

Земли между маннеями, проживавшими на севере, и эламитами – на юге, к VIII в. до н. э. занятые мидянами, могла с легкостью пересечь другая иранская группа – персы или, по крайней мере, некоторые из них. Миграции племен часто бывали быстрыми, дальними и почти не оставлявшими археологических следов. Такие перемещения могли быть вызваны войной, засухой или перспективой богатой добычи, да и служба наемниками в армии соседнего государства приводила к иммиграции или к вторжению. Появление названия Парсуа после середины IX в. до н. э. в районе Солдуз или рядом с ним и одновременно того же названия, начиная с правления Сеннахериба (705–681 гг. до н. э.) к северу от Элама, а также Ахеменидской области Парс (Фарс), демонстрирует проблемы, возникавшие в связи с этническим перемещением из одного района в другой. Одно объяснение этого явления может заключаться в прибытии отдельных групп, некогда тесно связанных между собой, имевших общую родину. Это представляется более вероятным, чем миграция из бассейна Урмии в Фарс[283]. Раскопки в районе Хамадана, безусловно, прольют свет на раннюю мидийскую цивилизацию. Попытки выделить и изолировать чисто мидийское искусство не были успешными, возможно, потому, что к VII в. до н. э., периоду сокровищ Зивийе, о котором речь пойдет далее, разные тенденции, составляющие художественное наследие Северо-Западного Ирана, уже переплелись неразрывно[284].

Раскопки выявили план и технологию создания фортификационных сооружений Хасанлу IV. Стены построены из крупных, довольно тонких каменных плит, из местного камня, с большими башнями и промежуточными опорами между ними. Тип камня может объяснить случайное сходство с воротами фригийского города Гордиона и отличие от обычной урартской каменной кладки. Урарты предпочитали базальтовые глыбы с горизонтальными рядами высотой до метра. В Хасанлу IV две защищенные дороги вели вверх от внешнего города, располагавшегося внизу, где, вероятно, жило большинство населения и где, как и во время Хасанлу V, оно хоронило своих умерших. Атака на ворота – самое вероятное объяснение уничтожения этой части укрепления Хасанлу IV, которая была восстановлена в VII в. до н. э. После этого нападения общественные здания в цитадели быстро разграбили и сожгли. Это произошло довольно стремительно – 40 молодых женщин не сумели выбраться из зала здания II, охваченного огнем. Все те, кто были застигнуты на месте преступления, погибли под рухнувшей крышей. План каждой из основных построек Хасанлу IV был в общем-то единообразен: крыльцо, прихожая, маленькая комната, лестница на верхний этаж в главный колонный зал. Любое сходство с битхилани, характерными постройками Северной Сирии, представляется случайным. План достаточно прост и мог возникнуть независимо в разных местах. Является ли колонный зал прототипом ападаны Ахеменидов? Сомнительно, равно как и сравнения с анатолийской архитектурой[285]. Сожженное здание II имеет каменную платформу или помост в середине входа на крыльцо. Это одна из черт, предполагающая, что эта постройка могла быть святилищем. Против этого предположения говорит похожая находка скелетов молодых женщин в Гирик-Тепе (Патнос), где урартское строение, по общему мнению, является скорее дворцом, чем храмом. Причудливое смешение замысловатости и грубости делает архитектуру Хасанлу независимой от любого месопотамского прототипа, несмотря на то что многие ассирийские предметы или привозились, или копировались местными ремесленниками. Массивная брусчатка была уложена за пределами главных зданий цитадели. Эти камни, поверх которых находился толстый слой сгоревших обломков, сделали раскопки Хасанлу IV трудоемкими, хотя и технически несложными. Высокие тонкие камни были установлены в некоторых местах, как стелы, но никто не потрудился как следует обработать их, сделать гладкими. По отсутствию резьбы и надписей их можно сравнить с урартскими стелами в Алтин-Тепе, датированными тремя столетиями позже. Первоначальный проект общественных зданий Хасанлу IV, возведенных около 1000 г. до н. э., был расширен – добавлены складские помещения, примыкавшие к колонному залу. Эти здания свидетельствуют о развитой городской жизни, существовавшей задолго до появления ассирийского или урартского влияний[286].