Книга Бог не любовь. Как религия все отравляет - Кристофер Хитченс

О епископе Мисаго часто говорили, что он сочувствует «Власти хуту». Его публично обвиняли в том, что он отказывал тутси в укрытии, критиковал священников, помогавших «тараканам», и сказал посланнику Ватикана, прибывшему в Руанду в июне 1994 года, попросить папу «найти другое место для священников-тутси, потому что народ Руанды больше не желает их видеть». Более того, 4 мая того же года, незадолго до последнего явления Марии на вершине Кибехо, епископ лично предстал на горе в сопровождении отряда полиции и объявил группе из девяноста школьников-тутси, подлежавших истреблению, что им не надо ничего бояться, потому что полиция их защитит. Три дня спустя полиция приняла участие в зверском убийстве восьмидесяти двух детей из девяноста.

Школьники, «подлежащие истреблению»… Может быть, вы помните, как папа римский публично осудил этот несмываемый грех и сопричастность своей церкви? Скорее всего, не помните, поскольку ничего подобного папа так и не сделал. Поль Русесабагина, герой фильма «Отель „Руанда“», вспоминает, что отец Венцеслас Муньешйака называл «тараканом» даже собственную мать-тутси. Но это не помешало французской католической церкви позволить ему исполнять «обязанности пастыря», пока его не взяли под арест. После окончания войны некоторые члены министерства юстиции Руанды предлагали привлечь к суду и епископа Мисаго. Но, как выразился один из сотрудников министерства:

«Мы не можем просто так брать и судить епископов. Ватикан слишком силен и не желает признавать ошибки. Дело в непогрешимости, понимаете?»

Как минимум, после таких фактов невозможно утверждать, что религия делает людей добрей или цивилизованней. Чем преступник страшней, тем набожней. Можно добавить, что среди наиболее самоотверженных гуманитарных работников встречаются верующие (хотя лучшие из тех, что встречались мне, не верили в бога и не пытались пропагандировать никакую религию). При этом вероятность того, что преступник, сделавший их работу необходимой, был «человеком веры», близка к 100 %. В то же время шансы «человека веры» оказаться на стороне добра и человечности не выше вероятности орла или решки. Применительно к истории эта вероятность начинает напоминать случайно совпавший астрологический прогноз. Причина в том, что религия никогда бы не зародилась и уж тем более не пустила бы корни, если бы не усилия фанатиков, подобных Моисею, Мухаммеду или Джозефу Кони. Благотворительные организации и гуманитарная помощь, пусть они и по душе добросердечным верующим, являются продуктом нового времени и эры Просвещения. До них религию распространяли не личным примером, но в качестве приложения к более старомодным методам вроде священной войны и империализма.

Я был сдержанным поклонником покойного папы Иоанна Павла II. По любым меркам он был отважным и достойным человеком, способным как на нравственную, так и на физическую храбрость. В молодости он помогал антинацистскому подполью у себя на родине, а позднее немало сделал для того, чтобы освободить ее от советских хозяев. Некоторые аспекты его правления были безобразно консервативными и авторитарными, но он прислушивался к науке (если речь не шла о вирусе СПИДа), и даже в догматическом отношении церкви к аборту появились некоторые уступки «этике жизни». Следуя этой же этике, церковь начала учить, что смертная казнь почти всегда предосудительна. После кончины папу Иоанна Павла II, среди прочего, хвалили за число принесенных извинений. Среди этих извинений не было ни слова должного раскаяния за примерно миллион жертв руандийской бойни. Тем не менее папа попросил прощения у евреев за многовековой христианский антисемитизм, у исламского мира за крестовые походы, у православных за многочисленные преследования, а также в общих чертах извинился за инквизицию. Тем самым он как будто говорил: да, в прошлом церковь, как правило, заблуждалась, и нередко заблуждалась преступно, но теперь, покаявшись и очистившись от греха, вполне готова и впредь оставаться непогрешимой.

Глава четырнадцатая

Не ищите света с Востока

Кризис организованной религии на Западе и бесчисленные примеры того, как религиозная мораль умудряется скатиться намного ниже средних человеческих показателей, издавна заставляли «ищущих» людей искать более мягкого решения к востоку от Суэцкого канала. Однажды, влившись в ряды этих потенциальных адептов, я облачился в оранжевые одеяния и посетил ашрам знаменитого гуру в Пуне, среди красивых холмов в окрестностях Бомбея. Я влился в ряды сан-ньяси, потому что участвовал в съемках документального фильма для ВВС, так что при желании в моей объективности можно сомневаться, но в те времена ВВС все-таки стремилось к некоторой непредвзятости, и мне было поручено впитать как можно больше. (Учитывая, что в своей жизни я был англиканцем, учился в методистской школе, женился на гречанке по православному обряду, был признан последователями Саи Бабы и повторно венчался по иудейскому обряду, как-нибудь надо сесть и вписать новую главу в книгу Уильяма Джеймса «Разнообразие религиозного опыта».)

Гуру в данном случае звали Бхагаван Шри Раджнеш. «Бхагаван» значит просто «бог» или «божественный», а «Шри» значит «святой». У него были огромные глубокие глаза, обворожительная улыбка и природное, пусть и грязноватое, чувство юмора. Его пронзительный голос, во время утреннего «дхаршана» обычно пропущенный через слабый микрофон, обладал легким гипнотическим воздействием. Это помогало нейтрализовать столь же гипнотическую банальность его рассуждений. Возможно, вы знакомы с грандиозным двенадцатитомным романом Энтони Пауэлла «Танец под музыку времени». Там загадочный провидец по имени доктор Трелони ведет группу своих просвещенных соратников сквозь неизбежные трудности. Эти посвященные распознают друг друга не по особой одежде, но обменявшись священными формулами. При встрече один должен изречь:

«Сущность единости есть бог правдивости».

На что следует отвечать:

«Видение видений исцелит слепоту зрячего».

И духовное рукопожатие состоялось. За время сидения перед Бхагаваном (скрестив ноги) ничего более содержательного я не услышал. Чуть больше внимания, чем в кружке доктора Трелони, уделялось любви, в непреходящем смысле, и несравненно больше внимания уделялось сексу, в смысле самом непосредственном. Но, в целом, поучения Бхагавана были вполне безобидны. То есть были бы безобидны, если бы не объявление при входе в шатер для проповедей. Там было написано:

«Обувь и мозг оставляют на входе».

Рядом с объявлением теснились туфли и сандалии, и в своем состоянии повышенной духовности я почти различал груду рассудков, оставленных и пустых, как того и требовало это в буквальном смысле безмозглое объявленьице. Мне даже пришла в голову небольшая пародия на дзен-буддийский коан: «В чем отраженье брошенного разума?»

Взгляду посетителя или туриста, затуманенному блаженством, ашрам представлялся прекрасным духовным курортом, где можно было лепетать о запредельном в обстановке экзотики и роскоши. Но на его священной территории, как я вскоре обнаружил, происходило и кое-что более зловещее. В поисках совета и наставления в Пуну приезжало немало страждущих. Некоторые из них были богаты (среди пилигримов был периферийный член британской королевской фамилии). Как заведено в мире религии, богатым клиентам первым делом советовали расстаться с материальным состоянием. О действенности этого совета можно было судить по внушительной коллекции роллс-ройсов, принадлежавшей Бхагавану и считавшейся одной из крупнейших в мире. После относительно скоротечного вымогательства посвященных подключали к «групповым» занятиям, где происходили уже настоящие мерзости.