Книга Одержимые блеском. О драгоценностях и о том, как желание обладать ими меняет мир - Аджа Рейден

Шестая, и последняя, жена Генриха VIII, Екатерина Парр, была старше предшественницы, дважды вдова, и в тридцать один год она уже была мачехой-ветераном. Для старого и больного короля она стала прежде всего компаньонкой. Новая королева была удивительно образованной женщиной и тайной протестанткой-реформатором. Но что более важно, она оказалась достаточно дипломатичной, чтобы держать короля в руках, и достаточно умной, чтобы не пытаться манипулировать им. Екатерина оказала огромное влияние на Елизавету и после смерти Генриха относилась и к ней, и к Эдуарду как к своим подопечным.

Помимо образования и воспитания Елизаветы и ее младшего сводного брата самым существенным вкладом Екатерины Парр в эту историю стало то, что она таки сумела помирить Генриха с двумя его дочерьми и восстановить их обеих в престолонаследовании. Этим она не только соединила их как сестер, но и дала обеим шанс надеть корону.

Мария Кровавая и королева-девственница

После почти десятилетия несчастий и унижений – ссылок, наказаний, запретов, лишения всего имущества и перераспределения всего того, чем они дорожили, – можно было бы предположить, что сводные сестры ненавидели своего властного отца-садиста. Но, как оказалось, они его боготворили и ненавидели друг друга.

Вернее, Мария ненавидела Елизавету. И мать Елизаветы, Анну. И всех протестантов. Именно из‑за преследования английских протестантов она впоследствии получила прозвище Мария Кровавая. В своих несчастьях Мария винила прежде всего свою мачеху Анну Болейн и свою сводную сестру. Взойдя на престол, она попыталась быть великодушной и вести себя по-сестрински, но надолго ее не хватило. Очень быстро вся ее горечь, ярость и неприязнь вышли наружу. И главной мишенью королевы стала младшая сестра.

Елизавета старалась не открывать своих карт. Но ей явно не нравилось, что ее отодвигают в сторону. Основную часть правления Марии она провела под своего рода добровольным домашним арестом из‑за своей старшей сестры-параноика. Пытаясь не оказаться на линии огня, Елизавета так часто, как только могла, пряталась в своем поместье. Но вскоре она, как и когда-то ее мать, пришла к осознанию того, что Мария – это проблема и кто-то из них двоих должен умереть.

Достаточно будет сказать, что отношения между двумя дамами были напряженными.

Мария и Елизавета ни в чем не походили друг на друга. Как я уже упоминала, Мария была мрачной и набожной, Елизавета – склонной к театральности и гламурной. Она была молода и красива, чего о старшей сестре сказать было нельзя. Как правители и мыслители они тоже были диаметрально противоположными. Елизавета родилась политиком и прогрессивным мыслителем. Она была высокообразованной и непростительно интеллектуальной. Ей хотелось, чтобы при ней страна вошла в новую, блестящую эру. Мария, частично вследствие искренней веры и частично из желания отомстить за мать руками церкви, хотела повернуть страну назад. Она пребывала в твердом убеждении, что мир должен вернуться к прежнему порядку времен ее детства, когда Англия еще не порвала с Римом.

Мария была фанатично религиозна и настолько нетерпима к протестантам и другим некатоликам (не говоря уже о фальшивых обращенных), насколько это можно было предположить по ее происхождению. Она была искренне и глубоко набожной и во многих отношениях духовной, скромной и щедрой, как и ее мать. К сожалению, подобно ее отцу где-то в середине жизни она как будто обезумела.

На четвертом десятке долго страдавшая святая превратилась в параноика, стала эксцентричной, вспыльчивой маньячкой. Мария не сомневалась в том, что сестра затевает против нее заговор. На самом деле она считала, что все в заговоре против нее. По ее приказу многих так называемых еретиков сожгли на костре, и королева получила свое неприятное прозвище, под которым она и осталась в истории.

В ее защиту (хотя как защищать виновницу массовых убийств?) можно сказать лишь то, что она много страдала в жизни, и не только от Анны Болейн, матери Елизаветы, но и от поворотов истории, и от череды мачех с собственными интересами. То же самое можно было бы сказать и о Елизавете, у которой была старшая сестра, чтобы ее наказывать, и куча придворных, которые называли ее ублюдком, а ее мать – «великой шлюхой» как перед коронацией, так и после нее. Судя по всему, в тюдоровской Англии никому не жилось легко. И все же обе девочки выжили и заняли трон в порядке очереди. Но если неприятности молодости сделали Марию упертым параноиком, то Елизавета благодаря им стала умной и гибкой.

К моменту смерти Генриха VIII в 1547 году страна воевала сама с собой и в прямом, и в переносном смысле. Король, став главой церкви, принял Акт о супрематии, который лишил монастыри прав на самостоятельность, земли и богатство (перераспределив их между собой и знатью). Это серьезно испортило отношения между Англией и Римом и усугубило противостояние между протестантами и католиками. Поскольку и первая его жена, Екатерина Арагонская, и вторая его жена, Анна Болейн, уже умерли к моменту его брака с Джейн Сеймур (хотя Анна умерла всего за несколько дней до этого), никаких вопросов по поводу того, что трон наследует Эдуард, не возникало. Он был мужчиной, законным сыном. Явный наследник. Вот только он был еще совсем ребенком, поэтому последовала череда регентов, переворотов и заговоров, пока Эдуард не умер менее чем через десять лет, как полагают, от туберкулеза.

И католики, и протестанты нервничали, потому что следующей претенденткой на престол была старшая сестра Эдуарда, Мария Тюдор. Это приводило в ужас протестантов, подозревавших, что она им готовит, и огорчало католиков, которые не желали видеть на троне женщину, пусть и истинно верующую. Тем не менее, «пусть она и была женщиной, но она была Тюдор и, как таковая, единственной настоящей наследницей в глазах большинства англичан»[162]. Иными словами, в тот момент, летом 1553 года, Мария казалась наименее кошмарным вариантом. Она вознеслась на вершину власти на своей первой и последней волне популярности[163], заявив: «Глас народа – глас божий».

Ее популярность оказалась недолгой, но приятной. Мария даже почувствовала прилив великодушия и пригласила свою младшую сестру Елизавету ехать рядом с ней в процессии через страну к дворцу. Биограф Трэйси Борман так описывает эту сцену: «Мария тепло обняла свою сводную сестру и поцеловала по очереди всех ее фрейлин. Она одарила их драгоценностями и вручила Елизавете изысканное ожерелье из белых коралловых бусин, оправленных в золото, и брошь с рубинами и бриллиантами. Во время последовавших за этим торжеств новая королева отвела своей сводной сестре место подле себя и явно старалась держать ее все время при себе. Казалось, восшествие Марии на престол как будто залечило старые раны между двумя сестрами, и отныне они будут наслаждаться взаимной привязанностью и гармонией. Но это оказалось всего лишь мгновением в их отношениях»[164].