Книга Шпион товарища Сталина - Владилен Елеонский

Хелен фон Горн безвозвратно ушла, но пришла Елена Коренева. Неужели она вдруг ушла так же, как пришла, — легко, беззаботно и весело?

Вот это угнетало и давило больше всего. Неужели так бывает?

Я не мог поверить. Внутренний голос цинично твердил: «Да, Шаталов, ты многого не знаешь, еще как бывает!» Сердце же решительно возражало: «Нет, так не бывает!»

Телефон в квартире номер восемь в доме номер пять по улице Большая Никитская не отвечал, дверной звонок не работал. Мои бдения под дверью сразу же привлекли внимание чутких соседей, и мне пришлось объясняться с участковым милиционером, но я не оставлял своих попыток и приходил по адресу снова и снова.

2

Вскоре меня завертели новые заботы, и я перестал дежурить у дверей квартиры Лены. Судьбоносные события как для меня лично, так и для всей нашей великой страны продолжились с новой силой.

Война, поначалу представлявшаяся как освободительный поход против фашистской Германии, поработившей Европу, вдруг после известной речи товарища Сталина третьего июля сорок первого года превратилась в войну Великую Отечественную.

Немецкие танковые клинья, пусть с ощутимыми для себя потерями, однако достаточно быстро резали нашу оборону, как праздничный пирог, вгоняли наши армии в котлы, вносили ужасающую сумятицу, растерянность, вселяли уныние и провоцировали панику.

Геббельс устроил такую пропагандистскую шумиху, что весь мир, кажется, почти поверил в то, что фюрер великой Германии самоотверженно вступил в схватку с кровожадным большевистским режимом.

В ходе следовавших одно за другим мрачных событий я неоднократно вспоминал предупреждения Лобка. Похоже, они сбывались в точности.

Думал ли об этом товарищ Сталин, вспоминал ли он злорадные пророчества гитлеровского прихвостня? Не знаю, до сих пор не могу сказать ничего определенного.

В тот момент я с уверенностью мог сказать лишь одно: в июне сорок первого года товарищ Сталин пережил непростые дни. Слово расходилось с делом на уровне исполнителей — вот что коварно било вождя в спину в унисон ударам гитлеровской армии в лоб.

По документам Красная армия превосходила вермахт на голову по всем параметрам. В реальности начинались якобы непредвиденные проблемы.

Обученные по документам дивизии сыпались в бою так, что разбежавшихся бойцов не могли потом долго собрать. Техника простаивала в ремонте без запасных частей, аэродромы не имели нормальных взлетно-посадочных полос. К новым скоростным самолетам пилоты не приспособились — скорость посадки слишком высокая! Самолеты и танки оказались не полностью радиофицированы, а летчики и танкисты невзлюбили рацию — шифры неудобны.

Военные склады, как нарочно, неудачно расположены. Автомобили стоят без топлива. Штабная работа и связь постоянно дают досадные сбои.

Командиры не умеют маневрировать, их учили только двигаться грозной лавой вперед, а тех наставников, кто пытался учить грамотным действиям в обороне, признавали вредителями. Как противостоять стремительному германскому блицкригу, никто всерьез, как оказалось, не думал и по большому счету не знал.

Получалось, что вновь, как во времена Наполеона, оставалось уповать на огромность нашей страны, не вполне развитую дорожную сеть и русскую зиму, в условиях которой русская армия всегда побеждала, словно попадала в родную стихию.

К сожалению, многие из тех, кто исполнял приказы, попросту не желали думать. Они исповедовали шапкозакидательскую тактику, массово бросали под тяжелые немецкие орудия и пикирующую авиацию конницу, пехоту и легкие танки, видимо, рассчитывая безудержной лавой до смерти напугать врага. Противник, в самом деле, иногда изумлялся, но бежать со страху не желал, как в тире, методично истреблял советские части и соединения, безграмотно брошенные под огонь.

Когда безответственная тактика не срабатывала (как же она могла сработать?) и приводила к ничем не оправданной гибели людей, карьеристы якобы в благородном гневе обвиняли командиров в трусости и расстреливали якобы виновных в провале решительного контрнаступления, а на самом деле заметали следы своего дурацкого рвения и головотяпства.

Система функционировала так, что слишком часто среди ее замысловатых передаточных механизмов действовали откровенные сластолюбцы, лодыри, приспособленцы, воры и дураки. Провокаторы, вредители, шпионы и предатели чувствовали себя в ней довольно вольготно, им оставалось лишь замаскироваться под карьеристов, дураков, воров или сластолюбцев.

Тем не менее, несмотря на лишения, разочарования и поражения, первый главный итог состоял в том, что семнадцатого июля, как планировал Гитлер, никакой смены власти в СССР не случилось. Немцы не смогли войти в Москву. Несмотря на предательство, саботаж и двурушничество, имевшие место в ряде случаев, тем не менее блицкриг, основанный на внезапности удара, дезинформации и разложении страны изнутри, с треском провалился.

3

Все на нашем заводе работали день и ночь, а двадцать второго июля сорок первого года, ровно через месяц после начала войны, немцы бомбили Москву. С этого дня наша столица стала фронтовым городом.

Сомнений больше быть не могло — началась тяжелая тотальная война. В самые первые военные недели многие потеряли своих родных и близких. Горе горькое поднялось над нашими городами и селами!

Моим товарищам летчикам-испытателям поручили протестировать новую модель Яка. Они стали жаловаться, что новый Як имеет множество недоработок.

Мне же, напротив, поручили продолжить испытания сверхскоростного советского истребителя, который сконструировал наш выдающийся авиаконструктор Николай Поликарпов. Самолет, который по всем параметрам превосходил хваленый германский «мессершмитт», значился как проект И-180 и лично мне очень нравился.

О нем даже сейчас мало кто знает. Несмотря на все очевидные преимущества, тем не менее возобладало мнение, что новый самолет будет дороже Яка.

Помимо этого высказывалось опасение, что у него будет гораздо больше проблем с поставкой узловых деталей и запасных частей в условиях эвакуации. По этой причине быстрая и эффективная доводка самолета якобы станет попросту невозможной.

Понятное дело, иногда не хватало элементарных деталей, так как началась массовая эвакуация заводов из европейской части в глубь страны. Со своего прежнего места заводы сорвались, а на новое место назначения еще не прибыли. Да и где оно было — новое место назначения? Зачастую буквально под брезентом в поле!

Проект И-180 перестал быть ведущим. В рамках постепенного его сворачивания меня отправили на Ленинградский фронт — испытывать новые МиГи с целью их окончательной доводки.

Осенью сорок первого года, находясь на фронте, я довольно легко сбил два скоростных немецких бомбардировщика Ю-88 на экспериментальном МиГе. В то же время мой МиГ вызывал множество нареканий, в первую очередь по двигателю. Он был ненадежен!