Книга Футбол оптом и в розницу - Марк Рафалов

Занимали они в той московской коммуналке две комнатки, одна из которых была отведена Игорю. Было в ней около десяти метров. Василий Васильевич в то время лежал в больнице. На новогодние торжества, помню, собрались хозяин жилплощади — Игорь с очередной жертвой, имени которой я, естественно, не помню, Витя Ус — кажется, с хорошенькой блондиночкой Галей, Леня Марков в сопровождении молодой актрисы Ленкома (кажется, звали ее Валей) и я со своей новой знакомой Ирочкой.

С Ирой мы познакомились недели за две до описываемых событий на катке «Динамо». Никаких амурных приключений у нас с Иришей не случилось. Вся надежда была на расслабляющее влияние праздничной обстановки и всеобщее тяготение присутствующих к эротическим забавам.

Зная, что я пребываю в предстартовом ожидании «первой ночи», Игорь, по заведенной у нас тогда традиции, свою маленькую келью отвел для «отдыха» нам с Ирочкой.

Праздник шел своим чередом по заранее распланированному регламенту. Еще не садясь за стол, гости получили возможность лицезреть изготовленные нами коллажи, на которых красовались в самых неожиданных позах почти все участники предстоящего застолья. Запомнил, например, милое личико Вали, наклеенное на заимствованную из журнала фотографию мощнейшей фигуры известного штангиста. Красивая голова интеллигентного Уса была соединена с фотографией обнаженной женщины, прикрывавшей свое срамное место ладошкой и скромно говорящей: «Не надо — я сама...»

После первых пяти-шести тостов слово обычно предоставлялось мне. В течение нескольких минут я, изощряясь в стихоплетстве, читал эпиграммы на всех сидящих за столом. Следуя требованиям рифмы, я не избегал порой ненормативной лексики. Учитывая, что почти в каждой эпиграмме описывалась какая-то известная многим коллизия, жертвой которой был один из присутствовавших за столом, успех моим стихосложениям был гарантирован. Некоторые вирши приходилось читать на бис.

После моего номера обычно выступала несколько захмелевшая Валентина. Обладая довольно соблазнительными формами, она без лишних проволочек приступала к демонстрации стриптиза. Несмотря на некоторое подпитие, Валюта, танцевавшая на столе, на шпильках, никогда не падала, не опрокидывала бутылки и не давила бокалы.

Стриптиз производил на мужскую половину нашей компании неотразимое впечатление, и осоловевшие джентльмены начинали чаще поглядывать на своих спутниц, не делая никаких усилий скрыть низменные желания. Признаюсь, что в числе страждущих пребывал и я. Время стремительно приближалось к четырем, и я счел полезным проводить Ирочку в «нашу» комнатку. Она попросила потушить свет и мгновенно оказалась в постели. Увидев сквозь тусклые огни, проникавшие через окно, некоторые детали дамского туалета, развешанные на спинке стула, я в радостном предчувствии решил вернуться в большую комнату за вином. За опустевшим столом в позе одинокого «мыслителя» сидел будущий народный артист. На полу у его ног выстроилась шеренга опустошенных бутылок. Увидев меня, Леня радостно встрепенулся и тут же вытянул перст в сторону почти не тронутой бутылки. Мы выпили «по последней», и я проявил готовность завершить этот мимолетный экспромт. Но не тут-то было: Леня налил еще и начал произносить сладкоголосые речи в честь моего поэтического таланта, незаурядности и неоцененного дарования.

Когда я наконец не без труда добрался до своего «брачного» ложа, Ирина встретила меня не очень радостно. Она молча отвернулась и никак не реагировала на мои ласковые попытки пробудить хоть какие-то намеки на чувственность. И тут произошло неожиданное: лежа с молодой, обнаженной, желанной девушкой, я мгновенно и полностью отключился, впал в беспробудное беспамятство. Прошло, наверное, часа три-четыре. Испытывая невероятную досаду и стыд за так позорно утраченные иллюзии, я возобновил любовные игры.

Ира была обескуражена, раздражена, и мои попытки вызвать ее на диалог натыкались на стену молчания. Наконец долго продолжавшаяся немая сцена плавно перешла в пантомиму. Я с радостным ожиданием почувствовал, что моя подруга начала оттаивать. Она очень доходчиво демонстрировала сплав женского достоинства и слабости. Оставалось еще немного, еще чуть-чуть... Циники, описывая подобные ситуации, отмечают, что «десерт был уже готов к употреблению». И в это мгновение в нашу дверь сильно постучали, и Игорь потребовал явиться к столу и испить кофе.

Это была подлинная трагедия. Любовный жар, так и не успев превратиться в пламя, неизбежно угас.

Мы молча выпили кофе и медленно побрели по сонным московским переулкам. Больше мы с Ириной почти не встречались. Иногда перезванивались, два-три раза ходили на каток или в кино... И все.

Я долго страдал о той ночи упущенных возможностей. Спустя много лет мы случайно встретились в районе Кутузовского проспекта. Оба невероятно обрадовались встрече. Мы зашли в какое-то кафе и возбужденно вспоминали нашу странную новогоднюю ночь. Ира от души смеялась.

По пути домой я подумал, что, возможно, произошедший казус именно потому так глубоко осел в нашей памяти и так радостно нами вспоминался, что был казусом. А если бы все сложилось «по модульному» принципу? Возможно, мы прошли бы мимо — либо не узнав друг друга, либо преднамеренно избегая ненужных воспоминаний. Умение помнить и вспоминать — это великая сила, дар божий! Ими надо уметь дорожить.

P.S. Данная главка публикуется с полного одобрения Тани.

После войны я, как и большинство мужчин, был тайно влюблен в актрису Театра им. Ермоловой изумительно красивую супругу Константина Ивановича Бескова — Валерию Николаевну. Уже не припомню, сколько раз я бывал на ее спектаклях. Наверное, только на «Дикарях», где она играла ведущую роль, я побывал не менее десятка раз. Я был безмерно счастлив, получив приглашение написать книгу «Константин Бесков», вышедшую в свет в 2000 году к 80-летию великого мастера. Разумеется, я в ней уделил немало внимания и супруге футбольного гроссмейстера, тоже не раз оказывавшегося непримиримым «диссидентом».

Еще в ходе беседы в гостиной «Футбольной правды» Таня мне напомнила: «Ты, очевидно, умышленно избегаешь разговора о своих поэтических успехах. Ведь тобою написано и издано два сборника стихов о войне, среди которых есть очень удачные. Когда я перечитываю такие стихи, как «Баллада о танке», «Женщинам-фронтовикам», «Недоигранный матч», у меня они и по сей день вызывают слезы»...

Эту сторону своих увлечений я, конечно, не забыл. Но особенно распространяться о ней мне не хочется. Несколько удачных стихотворений еще не дают мне повода считаться поэтом. Просто так складывались обстоятельства, помогавшие нескольким моим виршам прорываться на страницы печати. Так случилось, например, когда готовился к выпуску песенник о футболе. Мне предложили написать песню об арбитрах. Попробовал, мне она не понравилась, зато составители сборника приняли ее с одобрением. А народная артистка России, известный композитор Людмила Лядова написала музыку и стала ее первым исполнителем. Песня несколько раз звучала на стадионах перед началом матчей чемпионата страны. Сам сборник песен о футболе вышел в свет в 80-е годы под заголовком «Футбол — любовь моя».

Мои поэтические увлечения довели до того, что несколько раз меня приглашали читать свои стихи на творческих вечерах различных знаменитостей в Центральном Доме работников искусств (ЦДРИ). Хорошо приняли мои посвящения народному артисту России Геннадию Юхтину, отмечавшему тогда свой юбилей. Следует напомнить, что Юхтин снялся в более чем пятидесяти фильмах, среди которых очень популярные ленты; «Весна на Заречной улице», сериал «Петербургские тайны» и многие другие. А в драматическом кино-рассказе о трагической судьбе киевских динамовцев, расстрелянных фашистами за то, что они себе позволили обыграть футбольную команду оккупантов, Геннадий сыграл роль вратаря, прообразом которого явился знаменитый голкипер киевлян Николай Трусевич. Тот фильм получил название «Третий тайм». Запомнился мне еще один вечер в ЦДРИ, на котором в мае 97-го чествовали поэта-песенника Евгения Янковского, который тоже был непосредственно причастен к футболу, ибо судил матчи первенства СССР, заслужил Республиканскую категорию. Им было написано много хороших песен. Замечу, что в приглашениях на эти вечера я именовался поэтом. Хотя, повторяю, к таковым себя не причисляю.