Книга Оскар Уайльд - Жак де Ланглад

Для Оскара Уайльда не были секретом дружеские чувства, которые Малларме испытывал к Уистлеру, о котором французский поэт писал: «Редкий господин, в чем-то принц, безусловно художник», и он нисколько не был удивлен тем, что, оставаясь в Лондоне, Уистлер продолжал наблюдать за ходом событий. Уистлер даже обратился к Малларме с просьбой походатайствовать перед красавицей Мэри Лоран, любовницей богатого газетчика-американца, с тем чтобы тот помог опубликовать его мстительные статьи. Уистлер послал их Малларме, попросив отредактировать, но тот уехал в Брюссель, куда также доходили отголоски ссоры Уистлера с Джорджем Муром[348], в результате которой вспыльчивый художник пустил в ход трость, и только появление юной балерины — подруги Мура помогло утихомирить разбушевавшегося Джимми. Не разделявший приверженности к трости Малларме ответил стихами на бранные выкрики Уистлера:

Не улиц безобразный вой, Не смерч, что для толпы буффонит, Когда, как сор по мостовой, Он шляпы сорванные гонит,

А вихрь, закутанный в муслин, Плясунья, нимфа, чьи колени, Развеивая желчный сплин, Взметают пену просветлений.

Насмешек, остроумья шквал. По истинам избитым выстрел, Он целый мир очаровал, Он и тебя задел, Уистлер,

Как шуткой колкой, но смешной, Подолом юбки кружевной[349].

Но Уистлер так легко не сдавался. Когда он узнал, что Уайльд сделался завсегдатаем на «вторниках», то поспешил предупредить Малларме о его «домогательствах» и о необходимости сохранять осторожность во время бесед: «Лондон. Предисловие предложения. Предупредить собратьев осторожности. Фамильярность фатальна. Спиной не поворачиваться. Приятного вечера. Уистлер».

С некоторых пор в парижском обществе объявился соперник Уайльда, и Уистлер буквально бросился ему на шею в надежде, что тому удастся потеснить ненавистного ученика. Робер де Монтескью-Фрезансак, потомок одного из самых древних и благородных родов Франции, самый настоящий эстет-декадент, блестящий рассказчик и беззастенчивый гомосексуалист, обладал всем необходимым для того, чтобы осуществить планы Уистлера. В артистический мир его привела достойная резца скульптора Жюдит Готье, и он сблизился со Стефаном Малларме, Гюставом Моро, Гюисмансом, Гонкуром и всеми остальными; будучи денди, благодаря знатному происхождению, он сделался учителем красоты для Марселя Пруста и стал объектом его постоянных восхвалений. Монтескью писал посвящения в стихах Саломе и пел дуэтом с Сарой Бернар, которая переживала с ним довольно мучительный роман. Он познакомил Францию с искусством прерафаэлитов, и в этом ему помогала баронесса Деланд, которая собирала в своем салоне всех литературных и светских знаменитостей, в том числе Монтескью и Оскара Уайльда. Чтобы понравиться Эдмону де Гонкуру, он всячески стремился подчеркнуть свое пристрастие ко всему японскому и даже нанял садовника-японца для ухода за голубыми гортензиями, о чем позднее вспоминал один из современников-мемуаристов: «Доде уже собирался уходить, как вдруг, следом за Эредиа появился Монтескью-Фрезансак, герой романа „Наоборот“[350]… в одном из своих безупречных символистских туалетов, невероятно изысканный, держа за руку какого-то странного типа»[351].

13 февраля Монтескью написал Уистлеру письмо, которое можно принять за заказ: «Нет, что могло бы привести меня к Вам, так это возможность сделать шаг к Вашей палитре. Это возможность видеть, и знать, и иметь, и наслаждаться тем, чем является то чувственное место, где, наряду с достопримечательностями народов нашей эпохи и предметами увеселения эпох будущих, висят графические королларии, важнейшее и уникальнейшее фигуративное свидетельство, комментарий, увековечивающий то, что я собираюсь оставить от славы; и для вас, надеюсь, это представляет кое-какой интерес. По-доброму расположенные и вполне пифийские друзья оказались достаточно ясновидящими и близкими, чтобы совсем недавно обратить на этот чудесный момент мое внимание, которое теоретически уже было к нему приковано, что же до практики, до осуществления шедевра, на полотне и в раме…»[352]

Есть мнение, что Уистлер понял, о чем идет речь в этом декадентском послании, поскольку граф встречался с ним в Лондоне. Он приехал в сопровождении Ж.-Э. Бланша, стал учеником Уолтера Пейтера и сблизился с почитателем Оскара Уайльда Генри Джеймсом. За ним трудно уследить, он умудрился словно раствориться в Лондоне, посещая места с дурной репутацией, постоянно и не к месту переодеваясь, чтобы сохранить инкогнито, которое и так не могло быть нарушено, ибо в Лондоне Монтескью никто не знал. Уистлер начал работать над его портретом, но модель очень быстро, потеряв терпение, возвратилась в Париж.

Эдмон де Гонкур вспоминал об этом портрете: «Когда я остановился перед офортом Уистлера, Монтескью сказал мне, что Уистлер как раз работает над двумя его портретами: один в черном одеянии и с меховым боа под мышкой, а другой в длинном сером пальто с поднятым воротником и с едва заметным галстуком на шее цвета… он так и не определил, какого цвета у него галстук, но по взгляду его было видно, что цвет этот идеален»[353]. Он снова встретился с Оскаром Уайльдом у Бэньеров, затем у Марселя Швоба. Его завораживала невероятная личность Уайльда, его манера вести беседу, перед юным французом приоткрылись тайные пути, на которые он уже имел возможность ступить по приезде в Лондон. Уистлер опасался, что слишком сильное влияние Уайльда могло нарушить его планы. Он писал: «Дорогой Робертус, Вы солнце и радость! Представьте себе, какая тьма египетская царит у нас здесь. Одно лишь сверкание Вашего прелестного украшения да Ваша чудесная песня сумели прорезать беспросветную ночную тьму, которая вот уже столько дней окутывает (sic) Лондон своей грустью. Дело дошло до того, что даже я был вынужден поверить в истинность тех прекрасных вещей, о которых Вы говорили. А это привело к тому, что глупые соседи стали мне невыносимы! Поэтому я немедленно дал бой Оскару Уайльду! О результатах Вы скоро узнаете»[354][355]. Монтескью пригласил его в Париж, чтобы закончить работу над портретом; он уступил Уистлеру свою однокомнатную квартирку в Ля Гайдара в доме 22 по Рю Месье-ле-Прэнс и таскал его за собой в светской круговерти парижского общества, где гость рисковал столкнуться и с Оскаром Уайльдом. В письме к своей жене, вдове архитектора Годвина, Уистлер писал: «Мы погрузились в коляски и поехали на водевиль… Я оказался сидящим за о-ча-ро-ватель-ной Греффюль, считавшейся королевой группы, рядом со мной устроились мадам де Монтебелло и русская принцесса, которая говорила со мной по-английски. Спереди сидел принц де Полиньяк, который то и дело оборачивался и говорил мне тысячу любезностей»[356].