Книга Неупокоенные - Джон Коннолли

Кэндлпин (или «свечечный») боулинг традиционен в основном для Новой Англии. Шары в нем мельче и легче, чем в обычном (или «десятичном»), а кегли поуже: три дюйма посередке и полтора на концах. Попадание здесь дело скорее удачи, чем умения; говорят, что разом все кегли в кэндлпине не сшибал еще никто. Рекорд по очкам, зафиксированный в штате Мэн, составляет двести тридцать одно из возможных трехсот. У меня никогда не получалось выбить больше ста.

«Большая двадцатка» в Скарборо существует с пятидесятых годов, когда Майк Антон, албанец по происхождению, основал в Мэне самый большой и модерновый боулинг-центр, который с той поры почти и не менялся. Я сидел на розовом пластиковом стуле, потягивал газировку и ждал. Была пятница, половина пятого вечера, и все дорожки были уже заняты, возраст игроков варьировался от подросткового до пенсионного. Раздавался смех, пахло пивом и чем-то жареным, рокотали по деревянным дорожкам шары. На моих глазах двое стариканов, которые за все время едва перемолвились меж собой десятком слов, успели набрать под две сотни очков каждый, а когда одному из них не удалось в итоге преодолеть заветный рубеж «200», второй в сердцах лишь чертыхнулся. Я молча сидел, единственный угрюмец среди веселого сборища мужчин и женщин, весь в мыслях о том, что вот скоро мне предстоит переступить роковой рубеж с Мерриком.

Ближе к пяти у меня зазвонил сотовый.

— Мы его взяли, — сказал голос в трубке.

Снаружи стояли две патрульные машины из Скарборо, а также трио авто без мигалок и знаков — одно из портлендской полиции, другое из южного Портленда и еще одно со скарборскими копами. Рядом скопилась кучка зевак. Меррик лицом вниз лежал на парковке со скрученными за спиной руками в наручниках. Когда я приблизился, он на меня посмотрел. Судя по виду, разгневан он не был, скорее просто опечален. Рядом, опершись на машину, стоял О’Рурк. Я кивнул и сделал звонок. Ребекка ответила, что находится в суде и судья сейчас выдаст ордер о временной защите от Меррика. Я сказал ей, что Меррик задержан, а я, если ей по окончании процедур надо на меня выйти, буду находиться в скарборском полицейском управлении.

— Проблемы были? — спросил я Бобби.

Он покачал головой.

— Вышел к нам с открытым забралом. Даже рта не раскрыл насчет того, что мы с ним делаем.

На глазах у всех Меррика взнуздали на ноги и умяли на заднее сиденье одной из машин без опознавательных знаков. Когда она отъезжала, он смотрел прямо перед собой.

— Да, уже не молод, — отметил О’Рурк. — Знаешь, что-то в нем такое есть. Мне б не хотелось, чтобы наши с ним пути пересекались. Ужас как не хочу говорить, но сдается мне, у вас они как раз сейчас сошлись.

— Не думаю, что у меня был бог весть какой выбор.

— Что ж, по крайней мере мы сможем его какое-то время подержать, посмотреть, что из него можно выудить.

Отрезок времени, на который Меррика можно было задержать, зависел от выдвигаемых против него обвинений, если таковые вообще имеются. Преследование — то есть деяние, в результате которого человек подвергается устрашению, раздражению, тревоге или же угрозе нанесения телесных повреждений, будь то он сам или члены его нынешней семьи, — квалифицировалось в уголовном кодексе как преступление класса «Д». Наравне с ним котировалось запугивание (тоже класс «Д»), а дальше шли притеснение и домогательство (класс «Е»), Приплюсовать сюда можно было еще попытку незаконного проникновения в жилище и нанесение умышленного ущерба, но даже в совокупности все это означало, что Меррика можно удерживать лишь до следующего четверга, и то если он не прибегнет к помощи адвокатов, так как правонарушения уровня «Д» и «Е» позволяли держать человека под стражей без предъявления обвинений лишь в течение сорока восьми часов, не считая выходных и праздников.

— Ты как думаешь, — спросил О’Рурк, — твоя клиентка пожелает угостить его по максимуму?

— А ты хочешь, чтобы она это сделала?

— Он опасный человек. Кажется несколько грубоватым запирать его всего на шестьдесят дней, а это максимум, что может припаять судья с учетом всех против него аргументов. Может быть, даже контрпродуктивно, хотя, если кто спросит, я тебе этого не говорил.

— Знаешь, ты никогда не казался мне человеком авантюрного склада.

— А это не авантюра. Это преднамеренный риск.

— Основанный на чем?

— На нежелании Фрэнки увязнуть за решеткой и на твоей способности защитить клиентку.

— Тогда в чем компромисс?

— Мы выносим ему предупреждение, говорим, что ордер фактически готов к применению, и отпускаем. Город у нас небольшой, человек этот никуда не денется. Надо будет, приставим к нему кого-нибудь и посмотрим, как все будет складываться.

Стопроцентной проработкой этот план не отличался. Тем не менее он давал мне дополнительные четверо суток — это максимум — без Меррика, который веригами висел у меня на ногах. Все лучше, чем ничего.

— Давай сначала послушаем, что он нам сам скажет, — предложил я. — Ты для меня там расчистил местечко под наблюдение?

— Стараться особо не пришлось. У тебя, похоже, все еще есть друзья в Скарборо. Усечешь что-нибудь в его словах — дай мне знать. Как ты думаешь, он станет звонить адвокату?

Я подумал. Если Фрэнк действительно решит заручиться юридической поддержкой, осуществляться она по всей логике должна через Элдрича — это при условии, что у старого крючкотвора есть лицензия на практику в Мэне или в этом штате есть кто-то, готовый при необходимости платить ему услугой за услугу. Хотя, похоже, поддержка Меррика у Элдрича во многом относительна, а недавние действия подопечного заставили его относиться к ней еще избирательней.

— Не думаю, что он вообще будет отличаться разговорчивостью.

Бобби пожал плечами:

— Можно шарахнуть его для верности телефонной книгой.

— Можно, но тогда я буду вынужден доложить о тебе в отдел расследований.

— Ах да. Придется тогда избавляться от твоего на меня доноса. Хотя это же Скарборо, другая территория. Можно проследить со стороны, как они со всем этим управятся.

Он сел к себе в машину. Скарборские патрульные уже отъезжали, портлендские копы держались сзади.

— Ты едешь? — спросил О’Рурк.

— Я следом.

Он уехал, толпа рассосалась, и внезапно я оказался единственным человеком на всей парковке. Мимо по Первому шоссе проносились автомобили; парковку озаряла неоновая надпись «BIG 20», а за спиной у меня непроглядно темнели болота. Повернувшись, я уставился в их сторону, и меня пробрало вдруг чувство, что откуда-то с его безлюдных просторов на меня точно так же что-то таращится в ответ. Я подошел к своей машине и завел мотор, пытаясь отделаться от этого ощущения.

Меррик сидел в квадратной комнатке, где к полу был привинчен белый стол. Вокруг стола располагались три синих стула; Меррик сидел на том, что ближе к двери, а через стол от него стояли два остальных, незанятые. Одну из стен занимала доска с нестертыми каракулями детского вида. Возле двери находился телефон, а в одном углу, на высоте, видеокамера. Комната снабжена еще и звукозаписывающей аппаратурой.