Книга Тайна Богов - Бернард Вербер

В рекламе: вспомним упаковку сыра «Смеющаяся корова». У коровы, изображенной на крышке коробки, в ушах серьги в виде таких же коробок сыра, на которых изображена корова, у которой в ушах…

В кино: фильмы «Жизнь в забвении»,[12]«Дьявол в коробке»,[13]«Игрок»,[14]в которых рассказывается о людях, которые снимают кино.

В науке: мысль о том, что существует маленькая геометрическая фигура, подобная такой же глобальной фигуре, позволила математику Бенуа Мандельброту в 1974 году сформулировать теорию фракталов.

Как бы ни применялся прием «mise en abyme», он всегда оставляет ощущение головокружения, создавая одну или несколько второстепенных систем, спрятанных в основной.

Эдмонд Уэллс, Энциклопедия относительного и абсолютного знания, том VI

43. СНОВА ДЕЛЬФИНА

Я сплю.

И мне снится, что я писатель. Раздаю автографы и встречаю читательницу, которая хочет обсудить со мной один сюжет.

Она заявляет, что ей нужно поговорить со мной о том, что она вынесла из моих книг. По мере того как она говорит, я замечаю, что она понимает мои книги лучше, чем я. Как это может быть?

Я задаю ей вопросы, и она рассказывает мне кучу всего о моей работе.

– В вашей последней книге вы пишете, что 1 + 1 = 3, а затем математически доказываете это. Но ваше доказательство невозможно принять, потому что приходится делить на ноль, а это невозможно. Однако в этом и заключается ваше открытие. Почему математики запрещают делить на ноль? Потому что в результате этого действия мы получаем… бесконечность. А бесконечность – понятие, недопустимое в математике, так же как и в философии. Но вы-то свободный мыслитель, и вам можно выйти за установленные рамки. Таким образом, ваше 1 + 1 равно не только 3, но и бесконечности, а значит, вселенской бесконечной любви.

Я начинаю записывать. Прошу повторить помедленнее, чтобы убедиться, что правильно все понял. Чувствую я себя при этом довольно неприятно. Как художник, создающий нечто полезное для других, но не для себя.

В этом сне мне хочется быть читателем, который понял больше, чем писатель. Я бы хотел так же наивно пользоваться результатом своего труда, не испытывать страха перед провалом, не знать имени убийцы, жить в ожидании, когда раскроется великая тайна, следить за тем, как сюжет постепенно разворачивается перед глазами. Я бы хотел, чтобы книги помогли мне изменить взгляд на мир, пережить то же, что и читательница, которая утверждает, что мои книги изменили ее точку зрения.

Я пчела. Мое природное призвание – делать мед. Мне нравится это, но я не знаю, хорош ли он. Мне нужен кто-то, кто скажет, что у меня получилось. Я делаю мед, но я о нем ничего не знаю. Я не ем его. Я бы хотел узнать, каков он на вкус?

Читательница говорит. Ощущение неудобства и несправедливости растет.

Во сне, как это ни странно, нет никаких чудовищ, ярких, неожиданных красок, персонажей с неадекватным поведением. Мой сон настолько неотличим от реальности, что в один прекрасный момент я во сне ложусь спать и засыпаю.

Я просыпаюсь. Во сне.

Тот, кто проснулся во сне, просыпается еще раз. И еще. И снова. Это «mise en abyme» в мире сновидений. Дурная бесконечность. Как отражение человека в зеркалах, стоящих напротив друг друга.

К счастью, тот, кто просыпается последним в мире, который кажется ему нормальным, ущипнул себя.

Я открываю глаза. В комнате писателя Габриеля Асколейна ничего не изменилось. Кровать. Потолок. Окно. Я по-прежнему на Земле-18, и, судя по отражению в зеркале, в которое я смотрю в ванной комнате, я все еще он, писатель Асколейн.

Нужно побрить-«ся»? Умыть-«ся»?

Я читаю статьи в журналах, читаю интервью, чтобы узнать, чем еще он занимался. Асколейн рассказывает, что по утрам спускается с ноутбуком в кафе, которое находится внизу его дома. Он читает там газеты, заказывает флан, большую чашку кофе с молоком, пьет много воды.

Я поступаю точно так же, и замечаю, что мое тело при этом словно совершает давно знакомый ритуал. Официанты в кафе, кажется, хорошо меня знают. Они здороваются со мной и, еще до того, как я успеваю, что-то заказать, приносят большую чашку кофе с высокой шапкой взбитых сливок, графин холодной воды и газету.

Официант обсуждает со мной новости. Очень многое приводит его в ярость. От погоды до заявлений политиков.

– Можно вопрос? Сколько времени я прихожу сюда работать по утрам?

Он странно смотрит на меня.

– Ну, с тех пор, как вы сюда переехали. Значит, уже семь лет.

– А где я жил раньше, – спрашиваю я и делаю вид, что шучу, чтобы успокоить его. Официант качает головой и отходит.

Я читаю газеты.

Ничего нового. Войны, убийства, насилие, забастовки, захват заложников, терроризм, педофилия, загрязнение окружающей среды. Культура: самолюбование и абстракция. Политика: обещания, демагогия, пустые слова, которые можно наполнить любым смыслом. Только в разделе спорт я вижу веселые лица юнцов-миллиардеров, с ног до головы покрытых эмблемами компаний-спонсоров, и толпы поклонников, восхищающихся ими за то, что они умеют забить мяч в ворота или в корзину. Повсюду триумф лжи, похвала глупости, циники, побеждающие последних борцов за разум с тем большей легкостью, что те сражаются в одиночку. Тупое стадо, жующее безвкусное сено, с энтузиазмом требует добавки.

Я понимаю, на каком топливе работал Габриель Асколейн. Во мне поднимается гнев – главный источник вдохновения любого живого существа, восприимчивого к тому, что происходит вокруг. Адреналин заставляет кровь кипеть.

Отлично. Я готов.

Включаю ноутбук и начинаю писать. Дробный стук клавиш. Все окружающее меня становится размытым. Воздух нагревается.

Я набрасываю фон. Описываю декорации. Олимпия. Эдем. Царапаю на скатерти карту острова, чтобы лучше ориентироваться.

Начинаю расставлять фигуры. Боги-ученики, боги-преподаватели. Монстры. Силуэты проступают все четче, окружают меня.

Еще декораций! Мебель, ковры. Полы. Газон. Лес.

Второстепенные действующие лица. Статисты. Миллиарды смертных.

Добавляю цвет, шумы, фразы, запахи. Слова помогают мне вспомнить ощущения.

Писать – это действительно захватывает. Мысли мчатся на всех парах. Пальцы носятся по клавиатуре, и через некоторое время я замечаю, что улыбаюсь. Я обливаюсь потом. Я теряю вес, как во время занятий спортом.