Книга Повседневная жизнь Франции в эпоху Ришелье и Людовика ХIII - Екатерина Глаголева

Момент родов был крайне важным – и опасным; всем, что с этим связано, занимались исключительно женщины. Роженица избавлялась от бремени всегда у себя дома, в главной комнате, в окружении матери, сестер или соседок. Ими руководила повитуха или самая опытная в таких делах женщина деревни. Зачастую повитуху приглашали по рекомендации кюре, который должен был поручиться за ее «моральный облик», а главное – в том, что она сумеет дать малое крещение ребенку, если тот родится хилым.

Церковь запрещала делать кесарево сечение живой женщине и призывала спасать душу новорожденного, а не тело его матери (по бытовавшим тогда представлениям, женщина, умершая родами, попадает в рай). Кроме того, из-за невежества сельских повитух близнецы и их мать были почти всегда заранее обречены.

Женщина рожала сидя, не раздеваясь. Никаких санитарных норм не соблюдалось, даже повитуха не утруждала себя тем, чтобы предварительно вымыть руки и вычистить грязь из-под ногтей. Уровень смертности среди женщин в возрасте от двадцати до тридцати пяти лет заметно превышал тот же показатель у мужчин. Бывало, что деревенские знахарки, бормоча молитвы и заклинания, заворачивали новорожденного в специально приготовленные пеленки, в которые были накиданы паутина, листья целебных растений, а то и сушеные насекомые или даже экскременты животных, сообщает историк Пьер Губер. Обрезав пуповину, ее прикладывали к голове ребенка, чтобы обеспечить ему долгую жизнь. Но, разумеется, шансов выжить было больше у детей, появившихся на свет в зажиточных семьях. Дети бедняков, родившиеся с врожденными физическими недостатками, были обречены на верную смерть. Кстати, процент новорожденных с различными изъянами был выше, чем в наши дни, что неудивительно, с учетом того, в каких условиях женщинам приходилось рожать.

Страшно подумать, в какой зависимости находилась зарождающаяся жизнь от всякого рода условностей. Когда родился будущий Людовик XIII, повитуха Луиза Буржуа (впоследствии оставившая «Подлинное повествование о рождении французских принцев и принцесс», изданное в 1609 году) не сразу перерезала пуповину, из страха поранить ребенка. Тот пострадал от ее промедления и был крайне слаб. Тогда повитуха попросила одного из камер-лакеев короля принести вина и ложку и сказала Генриху IV, который при сем присутствовал: «Сир, если бы это был другой ребенок, я набрала бы в рот вина и впрыснула ему, чтобы привести в чувство». Король тотчас вставил горлышко бутылки ей в рот и сказал: «Поступайте, как с другими». Испытанное реанимационное средство подействовало.

Личный врач Людовика XIII Жан Эроар, наблюдавший за ним с самого рождения, вел дневник, содержащий много любопытных подробностей. Там есть, в частности, такие записи: «Одиннадцатого ноября 1601 года (Людовик родился 27 сентября. – Е. Г.) ему впервые натерли голову. 17 ноября 1601 года ему натерли лоб и лицо свежим сливочным маслом и миндальным молочком, поскольку там появилась грязь. 4 июля 1602 года его впервые причесали, ему это нравилось, и он поворачивался головой там, где у него чесалось. 3 октября 1606 года ему омыли ноги теплой водой… в первый раз. 2 августа 1608 года впервые искупали».

Надо полагать, крестьянские дети были лишены даже таких процедур.

В XVII веке зачатие до брака было нечастым явлением (в среднем каждая двадцатая беременность), но крайне нежелательным. Во избежание детоубийства королевский эдикт от 1585 года обязал незамужних девиц и вдов, ожидающих ребенка, заявить о своей беременности гражданским или церковным властям (такие заявления заносились в приходские книги). Те же женщины, которые отваживались на искусственное прерывание беременности, рисковали жизнью. Впрочем, как правило, смертные приговоры в исполнение не приводили, согрешившие отделывались поркой, клеймением и ссылкой. Церковь и общественность, особенно женская, доносили на девиц, подозреваемых в детоубийстве.

В аристократической среде рождение детей «на стороне» было обычным явлением. В отличие от других стран во Франции положение бастарда было не унизительным, а вполне достойным, если не почетным. Генрих IV признавал всех своих детей – и от жены, и от любовниц; все они жили вместе в Сен-Жермен-ан-Лэ, и, приезжая туда, король прогуливался во главе своего многочисленного семейства (например, 17 июня 1604 года он гулял по саду в сопровождении двух детей от Марии Медичи, трех – от покойной Габриэль д'Эстре и двух – от здравствующей маркизы де Верней). Но малолетний Людовик очень быстро понял, что он с сестрой не ровня внебрачным королевским детям, восставал против одинакового обращения короля со своими детьми и отказывался признавать детей последующих любовниц отца своими братьями и сестрами. Сам Людовик, будучи крайне благочестив, оставался верен своей жене; его немногочисленные романы были чисто платоническими. В те времена такое поведение короля было достойно осмеяния, но впоследствии Людовик XIV с лихвой наверстал упущенное своим отцом, заполонив двор бастардами.

Бывали случаи, когда и рождение законных детей оказывалось нежелательным: однажды в Бретани два монаха застигли мужей, бивших своих жен ногами в живот, чтобы спровоцировать выкидыш. Власти принимали меры, чтобы решить проблему отказа от нежеланных детей, плода «беззаботности или насилия»: их сдавали в приюты, причем не только бедные родители, но и зажиточные. Святой Винсент де Поль создал больницу-приют для брошенных детей, подобные заведения открылись и в провинции.

Количество мертворожденных детей было велико; каждый четвертый ребенок умирал через несколько недель, а то и дней или даже часов после рождения. В разное время и в разных провинциях до года не доживали от двадцати до сорока процентов новорожденных! Новорожденный сын маркиза Анри де Ришелье, старшего брата кардинала, скончался через месяц после рождения (его мать умерла родами), и прямой род Ришелье пресекся. Причинами смертей были и врожденные пороки, и родовые травмы, и отсутствие гигиены, и недосмотр со стороны родителей; болезни, в частности, энтероколит или гастроэнтерит в летнее время, с июля по сентябрь; тепловой удар, если ребенка чересчур укутывали[35], или переохлаждение зимой, поскольку новорожденного полагалось крестить в течение суток после рождения, а церковь, расположенная порой довольно далеко от дома, не отапливалась; мать могла «заспать» младенца, которого родители клали в кровать рядом с собой. Днем и отец, и мать работали в поле или занимались иным трудом; мать могла уделить внимание ребенку лишь в полдень и вечером. В остальное время он мог заходиться криком от голода или от того, что лежал в мокрых пеленках, – это никого не касалось. Родители относились к таким утратам философски: «Малые дети – малое горе», и в том смысле, что «Бог дал – Бог взял». Какое разительное противоречие между отношением к уже рожденному ребенку и той торжественностью, с какой обставляли его появление на свет!

Крестных ребенку подбирали заранее, чуть ли не до свадьбы. Отказаться от этой чести было нельзя: это принесет несчастье ребенку, но если кто-то сам испросит ее для себя, то новорожденный окажется в смертельной опасности.