Книга Фамильное привидение - Ирина Арбенина

— О чем это? О том, что «Ирина» — означает «мир», а «Владимир» — «владей миром»? А Виктор — победитель?

— Да нет… Тут автор идет дальше в своих прозрениях, улавливает более сложную связь между именем человека и его судьбой. Если ему верить, то имя влияет на судьбу уже «чисто конкретно»: Антоны, например, склоны к растрате казенных денег, Владимиры — к ранним бракам и так далее…

— А что далее-то?

— А то… Родионы, вполне возможно, склонны ходить с топором и мочить старушек. Прецедент с Раскольниковым всем известен. А когда ни того ни другого под рукой нет, то сойдут пузырек с ядом и депутат Хованский. Вот вам и мотив для Родиона Уфимцева.

— Понятно… — пробурчал Дубовиков. — Ход мысли понятен. Хотя сами эти твои мысли мне, честно говоря, не нравятся! Галиматья какая-то! Мракобесие.

— Да шучу я! Звиняйте, товарищ капитан… — вздохнула Светлова.

— В твоем положении мне было бы, надо сказать, не до шуток. Ввязаться в такое дело!

— В моем положении вам никогда не бывать, товарищ капитан. Слишком интересное.

— Уж это точно, — согласился Дубовиков. — Ты лучше скажи мне вот что… А как эти?.. Ну, те, что были предпоследними в этой веренице посетителей — на пленке? Глинищевы? Муж с женой?

— Глинищевы? — без особого энтузиазма переспросила Аня. — А что Глинищевы? У них-то какой может быть мотив?

— С твоим талантом придумывать мотивы… — Дубовиков покосился на журнал с «научной» статьей про имена. — Неужели нет никаких предположений? Неужто ничего в голову не приходит?

Аня устало пожала плечами.

— А последние контакты Хованского ты проверила? — не отставал капитан. — Последние поездки? В том числе зарубежные? Что там сказал этот менеджер Мартемьянов?

— Была поездка в Мюнхен. «Ненадолго, всего на три денька. Совсем свежие расходы». И буквально накануне печальной кончины депутата.

— Значит, была такая поездка?

— Оказывается, да.

— Вот это и вправду интересно, Светлова. В полном смысле этого слова. Понимаешь, в полном! А не в каком-то там неполном смысле или недоделанном.

* * *

Светлова так устала, пока добралась наконец до дома… Как никогда.

«Вот именно… никогда раньше я так не уставала, — думала Светлова, готовясь ко сну. — А капитан-то прав… Капитан прав, ох, как он прав! Суеверие, мракобесие и прочее и прочее…»

Она выключила свет. И остановилась в нерешительности… Забыла включить ночник! Вот это зря… Слишком темно. Шторы на окнах слишком плотно сдвинуты, и с улицы не пробивается даже полоски света. А спотыкаться в темноте ей теперь совершенно ни к чему. Опасно.

Спальня тонула в почти абсолютном мраке. И Светлова неожиданно для самой себя опасливо огляделась по сторонам.

Никого не было… Никто, простите, не стоял ни в углу, ни у спинки кровати и не поднимался к потолку под углом в сорок пять градусов.

Наконец Светлова добралась до постели и включила ночник.

Никого не было… Зато сердце колотилось!

Чуточку отдышавшись и успокоившись наконец, Аня открыла — кляня свое мракобесие! — Генриеттину книжку…

«Бизнесмен из Манчестера Брайан Линн вернулся домой 9 сентября 1991 года и прослушал пленку автоответчика. Среди обычных звонков от друзей и партнеров по бизнесу было что-то, от чего мурашки забегали по коже. Ровно в 4.42 вечера на пленку был записан голос, который иначе как «демоническим» назвать нельзя. Надо было слышать его, чтобы почувствовать весь ужас.

Голос звучал не по-человечески, и из-за искаженности было невозможно точно установить, что он говорил. Мистер Линн приехал со своей лентой к специалистам по паранормальным явлениям, и лента была изучена на студии звукозаписи. Ее прослушивали и с более быстрой скоростью, и замедленно. Брайану показалось, что он мог разобрать слова «заставь меня использовать» в середине длинного предложения. Некоторым кажется, что в начале были слова «я ненавижу тебя». Пленка все еще находится на изучении. Первая мысль, что это неудачная шутка…»

— И вторая мысль тоже… И третья — о том же! — зевнула Светлова, закрывая книжечку. — Разумеется, это была неудачная шутка кого-то из знакомых слишком внушаемого мистера Линна. Или проделка телефонного хулигана — какого-нибудь придурковатого балбеса с плохой наследственностью… Не надо быть «специалистом по паранормальным явлениям» и вообще — семи пядей во лбу, чтобы это сообразить.

Тем не менее Светлова бессознательно взглянула на свой автоответчик…

Красная точка на нем помигивала.

Немного волнуясь, Светлова нажала клавишу.

Сначала на пленке раздалось сухое — старческое! — покашливание. А потом странный шелест. Это был голос. Голос, пробормотавший несколько неразборчивых фраз, какую-то абракадабру.

«Надо было слышать это, чтобы почувствовать весь ужас…» — вспомнила Аня фразу из книжки.

Да что там притворяться…

У Светловой даже кончики пальцев вдруг похолодели от этого самого ужаса!

Превозмогая страх, Светлова прокрутила пленку еще раз — и ей теперь ясно почудились слова: «я ненавижу тебя».

Неужели? Ну, начиталась!

Так… спокойно!

Она выпила валерьянки и постаралась взять себя в руки.

Да, может, на то и расчет? На страх и «несовместимое с дальнейшей жизнедеятельностью изумление»?

И, надо признать, этот расчет в какой-то степени уже оправдывает себя…

Светлана Дмитриевна в своей пустынной квартире на Якиманке уже на транквилизаторы подсела… Пьет успокоительное горстями. Заснуть не может больше без таблеток — все прислушивается: что там в закрытой комнате Роппа происходит? Не хрустнет ли?

И Алена Глинищева совсем расклеилась и выбита из колеи этими видениями. Все-таки давит это на психику изрядно, когда знаешь, что твои прабабушки и прапрадедушки по-крупному влетали в большие неприятности после таких вот видений… А некоторые вообще сразу к похоронам готовиться начинали, как только старик заявлялся. Как Вера Алексеевна Глинищева, когда увидела декабрьской ночью 1892 года, внезапно проснувшись, в углу спальни окутанный белесой дымкой сгорбленный силуэт и услышала это явственное — хруст-хруст… Так на следующее утро сразу пересмотрела завещание! И вовремя. Поскольку к вечеру она уже умерла.

В общем, что хорошего, когда поступают такие вот потусторонние предупреждения: мол, все, готовься к худшему… Конец вам, Глинищевы… Уж точно после этого спать спокойно не будешь… Вот Алена и не спит. По ее же собственному признанию — даже снотворное ей не помогает. Извелась уже вся, зеленая от страха стала, бледная и несчастная.

Да и Светлова, если честно, похвастаться особой стойкостью не может…

Только одна Генриетта совершенно спокойна. Решительна и энергична. Вполне здорова. Цветет и пахнет… Несмотря на то что вроде главная «страдающая» в этом деле — и все ей должны помогать…