Книга iPhuck 10 - Виктор Пелевин

– Это как-то связано с футуристикой, по-моему. Вроде было такое старое пророчество, что примерно в наше время что-то там засингулярится…

– Может, и связано, я не знаю. Но пророчества тут ни при чем. Ты вообще в курсе, чем десятый от девятого отличается?

– Знаю, – сказала Мара. – Во-первых, квантовый движок. Во-вторых, выше личная защищенность. Самый надежный сейфер на рынке. Когда он отключен от сети, он действительно отключен. И дилдо новое. Очень хорошее.

– Ты их рекламу помнишь? – спросил я. – Почему, по-твоему, он «нон-байнари»?

– Ну, политкорректность бесится, наверно, – пожала плечами Мара. – Сам знаешь, где их делают. Вставили, чтобы Самсунь утерся – они до такого пока не додумались. Теперь айфак самый прогрессивный.

– Политкорректность ни при чем, – сказал я. – В десятом айфаке объединили анус и вагину. И поставили один общий орифайс с жидким мультиприводом – зато самым последним, дорогущим.

– А, ну да, – сказала Мара, – конечно. Дырочка у него одна… Я-то этими делами не пользуюсь, так что в ту сторону просто не думала. Действительно, а как же тогда…

– Через огмент-очки, – ответил я. – В зависимости от контента. Иногда орифайс виден как анус, иногда как сама знаешь что. Ты не представляешь, сколько там программных багов. Особенно при двойной пенетрации.

– У твоих уголовников бывают проблемы?

– Конечно. И не только у них. К этой «Singularity» уже выпустили семьсот наименований анальных втулок. Чтобы усилить трение и так далее. Даже с запахом есть. Тридцать два бренда, если не путаю. Они на самом деле совершенно не нужны, но ты ведь в курсе, какой вокруг айфака бизнес…

Мара кивнула.

– Российский уголовный элемент, естественно, покупает все самое дорогое. А это может оказаться насадка из резной моржовой кости, например. Сам видел. Эскимосы делают. Она чисто сувенирная, но по размерам подходит. Вот один при мне уздечку и порвал… Бывает, мозоли натирают. В общем, беда.

– А по какому принципу жиганы выбирают мусоров? – спросила Мара. – Почему именно тебя?

– Обычно арендуют того робота, который их посадил. Но могут и по внешнему виду. По каталогу, как ты. Самого, так сказать, символического… За это тройная такса, но они платят. Меня так много раз… Зато я двух жиганов на второй круг пустил.

– Как?

– Как-как. В комнате, где меня… Ну, это… Там наркотики были. Я заметил и донес.

– Расскажи.

– А чего рассказывать. Я, значит, стою на четвереньках в задранной шинели, а они у меня на спине тетрокаин нюхают. Ну то есть они просто блюдце на перевернутый айфак ставят, но я же вижу, что у них в огментах творится – шинель с лампасами вся в порошке. Я виду не подаю, кричу по скрипту: «Господи Боже, Государь Император и Пресвятая Богородица, спасите сотрудника Полицейского Управления от унижения и глума!» Они, ясное дело, хохочут. А я тихонько в Управление стук-стук… И фоточки сразу послал, чтобы вещдок был. Вот и дохохотались граждане. Еще елдаки свои не успели в штаны убрать, а тут – раз! – наряд в масках… Вышли на волю, нюхнули, надругались – и назад.

Я мстительно засмеялся.

– Ох, Порфирий… Прямо Шекспир. А на меня ты тоже стук-стук, если что?

– Нет, – сказал я, – ты что. У нас же любовь.

Она посмотрела на меня, как мне показалось, с сомнением. Следовало как можно быстрее перевести ее внимание на другие вопросы.

– Была, во всяком случае, – добавил я. – Пока ты все не испортила.

– Почему? – нахмурилась она.

– Теперь я уже не знаю, как у нас сложится. После таких подробностей.

– Сложится, – сказала Мара. – Может, я хочу полюбить тебя за страдания. Как Дездемона.

– Ах, – ответил я. – За страдания. То-то ты вся такая доминатрикс.

– Не называй меня так.

– А кто же ты? Доминатрикс и есть.

– Обиделся, – засмеялась Мара. – Обиделся, Порфирий. Нет, я тебя по-прежнему люблю. Даже сильнее, чем раньше. Я и не знала, что у тебя внутренний мир такой интересный.

– Это тебе он интересный. А мне все эти гримасы судьбы глубоко ультрафиолетовы.

– В каком смысле ультрафиолетовы?

– Ну это когда тебе что-то не просто до лампочки, а до ультрафиолетовой лампочки.

– И говоришь ты красиво. Особенно если не интересоваться, откуда ты все это тыришь. Ну как тебя такого не полюбить…

Машина остановилась у ее дома.

А говорила, не будет убера. Еще как, киса, еще как.

голливуд и рим

Через пару часов мы, изможденные любовной бурей, лежали на ее кровати и отдыхали.

Внимательный читатель уже заметил, что я рассказываю о мгновениях страсти лишь в тех случаях, когда это движет повествование и прикладывает к характерам сюжетное напряжение. Поэтому о самом акте любви, о шести частотах вибратора, о наших позах – миссионерской, собачьей и наездничей – о криках и брызгах лубриканта и даже о том, как гнущейся мачтой скрипела штанга фиксатора, к которому Мара прикрепила айфак для самых бурных утех, – обо всем этом я промолчу. Но сказать пару слов о посткоитальном состоянии, мне кажется, сейчас самое время.

Я люблю эти минуты после близости, когда не надо уже лгать и притворяться – а можно просто лежать на спине, с улыбкой глядеть в потолок и не думать ни о чем. В такие мгновения Природа как бы размыкает ненадолго стальные клещи, которыми стиснут мужской разум, и понимает он всегда одно и то же – что счастье, говоря по-картежному, не в выигрыше, а в том, чтобы позволено было отойти от стола. Но природа хитра – эта тихая радость дозволяется мужчине лишь ненадолго и только для того, чтобы запомниться как счастье, даруемое выигрышем. Обман, кругом обман.

К тому же женщина всегда портит эти удивительные минуты нудным и корыстным трепом, чувствуя, что сейчас легче всего ввинтиться в оставшийся без защиты мужской рассудок и лучшего времени для вирусного программирования не найти.

– Ты был безжалостен, милый. Все как я люблю…

– Ы-ы-ы… – промычал я, чтобы мой ответ не был истолкован как реплика, призывающая к продолжению диалога.

Я был в ее айфаке.

Правда, в открытой сетевой папке – как и в прошлый раз. Мара лежала рядом голая, в своих спортивных огментах – и я мог наблюдать все то же самое, что видела она. Рядом с ней был Порфирий, чуть прикрытый золотым халатом с кистями (в этот раз возражений не поступило). Ее рука лежала на моей груди (как и обещал, я сделал волосы на ней празднично-синими).

Что отличает нас, полицейских роботов, от людей, так это способность несгибаемо следовать намеченному плану. Пора было действовать.

– Мара, – сказал я, – ты говорила, что хочешь знать про меня все. И я рассказал тебе все как на духу, хотя видит Бог, некоторые слова царапали мое горло, как битое стекло…