Книга Цена вопроса. Том 1 - Александра Маринина

«Какая же я никчемная, – проносилось в голове под бурные аплодисменты Гадов. – Лампу разбила, ногу поранила, от меня одни убытки и никакой пользы…»

За дверью послышались шаги, потом осторожный стук.

– Мышонок, у тебя все в порядке? Что там у тебя грохнуло?

– Я лампу разбила! – прорыдала Анна.

– Можно войти?

– Угу, – провыла она.

Дверь открылась, в освещенном проеме возникла широкоплечая фигура.

– Можно зажечь свет?

– Дыыы… – захлебываясь слезами, выдавила Анна.

Вспыхнули лампочки потолочного светильника. Анна сжалась в комочек под одеялом, стараясь спрятать залитое слезами искривленное лицо. Есть женщины, которых слезы не портят, но она точно знала, что это – не про нее.

– Где у тебя веник и совок? – спросил Роман.

– Не нужно, я сама…

Он быстро окинул взглядом пододеяльник, заметил пятнышко крови.

– Порезалась? Аптечка есть?

– В ванной.

– Лежи, я принесу.

Через минуту он вернулся, неся в руках пластиковую синюю коробку.

– Я сама, – повторила Анна уже тверже.

Мысль о том, что ее ногу будет держать и обрабатывать этот чужой, в сущности, парень, была ей неприятна. И почему-то в тот момент ей пришло в голову, что она давно не делала педикюр. Пожалуй, такие ноги стыдно показывать посторонним… То есть сами-то ноги в порядке, но лак на ногтях уже облупился.

– Хорошо, – Дзюба протянул ей коробку. – Давай сама. Я пока осколки уберу.

– Я сама…

– Лежи уж, – улыбнулся он. – Ногой лучше занимайся.

Анна выпростала ногу из-под одеяла и осмотрела ранку. Даже и не ранка это была, просто царапина, из которой вытекло буквально пару капель крови. А так больно было, наверное, от неожиданности, да и место неудачное, очень чувствительное. Пока Роман орудовал веником, она быстро обработала стопу антисептиком и заклеила царапину пластырем.

«Он считает тебя настолько неудалой, что не доверил даже вымести осколки», – назойливо прожужжали Гады.

«Он бросился тебе на помощь! – тут же вступили в бой Искатели. – Он очень хороший!»

«Ничего в нем нет хорошего, – заворчали Защитники. – Он рассматривает тебя как вспомогательный инструмент, как вещь, которую нужно содержать в порядке. Потому и пришел проверить, не сломалась ли машинка».

Искатели запротестовали против такой несправедливости.

«Неправда! – завопили они. – Если бы он относился к тебе только как к инструменту, он бы повернулся и ушел, увидев, что ты жива и здорова. В крайнем случае, он настоял бы на том, чтобы самому осмотреть порез и убедиться, что ты в порядке. А пол мести и осколки вручную собирать он не стал бы! Защитники твои все врут, не верь им!»

«Я не могу больше это слушать, – подумала Анна. – Я не хочу это слушать. Господи, ну помоги же мне, подскажи, как остановить поток этих ужасных мыслей, которые не дают мне спокойно жить!»

Ей было одновременно и стыдно и сладко. Стыдно за то, что она в глазах Романа оказалась такой нелепой и неуклюжей, да еще и ревела белугой. И сладко оттого, что он прибежал, чтобы ей помочь. Он беспокоился, все ли у нее в порядке. Ему было не все равно. Как давно не испытывала она этого радостного чувства: знать, что есть человек, которому не все равно, что с тобой происходит…

Из блога Анны Зеленцовой

Ну что вам сказать о сегодняшнем эфире, дорогие мои читатели? Плачется девушка, которая так хотела выйти замуж «в Германию», а нарвалась на прикидывавшегося коренным немцем нашего бывшего соотечественника, не имеющего в прекрасной Баварии ни кола ни двора и живущего на социальное пособие. Девушку-то не особо жалко, согласитесь, по крайней мере, в студии она вела себя так, что ни малейшего сочувствия не вызывала. Но я хотела сегодня порассуждать с вами на тему о том, почему наши дамы так рвутся «взамуж» за границу? Ну чем там лучше-то?

Возьмем хоть ту же Германию. Там же по улицам страшно пройти! Сплошные воры, грабители, мошенники, наркоманы, насильники, убийцы! С чего я это взяла? А вот же данные, открытые, опубликованные, читай – не хочу. В Германии за год регистрируется больше 6 миллионов преступлений. 6 миллионов!!! А в России – чуть больше 2 миллионов. Это притом, что в Германии населения всего 82 миллиона человек, а в России чуть ли не в два раза больше, 147 миллионов. Поделите количество преступлений на численность населения, и сами увидите разницу. В Германии плотность преступников намного-намного выше. Так чего ж туда рваться-то? Жизнь, что ли, не дорога?

Это я так наивно рассуждала, пока не спросила у специалистов, что же означают эти странные и пугающие цифры. А специалисты мне быстренько разобъяснили, что в приличных странах полиция принимает все жалобы и регистрирует все преступления, в отличие от нашей страны, где заявления о преступлениях стараются не принимать под любыми предлогами. Во-первых, чтобы статистику не портить, а во-вторых, просто работать неохота. Скажу вам больше: имидж нашей полиции испорчен настолько, что люди, считающие себя жертвами преступников, в каждом третьем случае даже и не обращаются в правоохранительные органы. А чего обращаться, если все равно не помогут, даже утешить не попытаются, не то что злодеев каких-то искать! Те же специалисты рассказали мне про опросы населения, которые проводились в самом начале 1990-х, то есть четверть века назад. Людей спрашивали, приходилось ли им становиться жертвой преступления, обращались ли они в милицию и если не обращались, то почему. И представьте себе, 38% опрошенных граждан признались, что жертвой были, а в милицию не обращались. И это в те времена, когда общественное мнение о милиции было еще вполне приличным, поскольку служители порядка к тому моменту не сильно успели запятнать свое честное имя. Представляете, каков этот процент сегодня? Какая там треть! Это я так написала, примерно, опираясь на устаревшие данные. Сегодня, я думаю, этот показатель перевалил за половину…

Четвертый монолог

Расчет, подсказанный мне Прекрасным Оком, оказался верным. Папина подруга уже в момент знакомства со мной была беременна, и спустя несколько месяцев ему стало ну совсем не до меня. Он вкалывал на трех работах и был более чем доволен, что я звоню раз в три-четыре дня и коротко докладываю: «У меня все в порядке». Брать у него деньги было совестно, но приходилось: моих мелких подработок хватало только на прокорм, а ведь нужно было оплачивать и съемное жилье, пусть и самое плохое и дешевое.

Институт я бросил, как и собирался, и целыми днями занимался музыкой. Квартиру я выбирал, соблюдая единственное требование: в ней должно быть пианино. Жилье оказалось неблагоустроенное, запущенное, в отдаленном от центра районе, но инструмент в нем был. И это главное.

Отец отвык от меня очень быстро. Новая семья, новые заботы и исступленное зарабатывание денег не оставляли ему времени и сил на то, чтобы беспокоиться о живущем отдельно беспроблемном сыне, а уж тем более навещать его. Даже удивительно, что при такой, как мне казалось, близости и взаимной любви я мгновенно превратился в «отрезанный ломоть». Наверное, и в этом мне тоже помогло Прекрасное Око. Я появлялся у отца и его подруги (они так и не расписались почему-то) несколько раз в год, на дни рождения, приносил нехитрые подарки, минут пять тетешкал куколку-сестренку и умело изображал участника семейного ужина. Этим наши контакты, помимо телефонных, и ограничивались. Все были довольны.