Книга Джон - Вероника Мелан

Мой возлюбленный улыбался вновь.

– То есть ты думаешь, что здесь ты обвиняла ее, не имея внутри чувства вины?

– Ну, по крайней мере, я его не нашла.

– Плохо искала. Но давай начнем с нее: тренерша твоя просто желала «быть хорошей» и отлично исполнить свои обязанности. Грубо говоря, «выслужиться», чтобы ее потом любили, а так же не смели упрекнуть, а это страх, что ее не полюбят, если она будет халатно и «незаботливо» относиться к посетителям. Здесь понятно?

– Здесь-то понятно. Мне бы про меня…

– Про тебя. А ты, родная моя, попросту знала где-то внутри, что, как только ты получила травму и приняла решение более клуб не посещать, следовало бы позвонить и предупредить об этом работников клуба.

– С чего бы мне это следовало?

– С того, что ты сама считаешь это хорошим тоном. Это не мое убеждение – твое. Посмотри внутрь, и ты его найдешь. Основываясь на этом убеждении, мол, «если бы я была администратором клуба, то ценила бы клиентов, способных предупредить о болезнях и тем самым помочь избежать недоразумений и составить нам верный график», ты где-то внутри считала, что ДОЛЖНА была позвонить. Но ты, ссылаясь на «я ведь никому ничего не должна», этого не сделала.

Нахохлившись, я мысленно проигрывала в памяти ситуацию из прошлого – да, наверное, Дрейк прав. Если бы я была администраторшей, то действительно ценила бы таких людей, которые предупреждают о своем неприбытии заранее. И поэтому… чувствовала за собой вину? Я действительно ее чувствовала? Не хотела звонить, не хотела отчитываться о том, что мало того, что я – жирная корова, так теперь еще и калека? Без «вины» действительно не обошлось – очень и очень вероятно.

– Таким образом, когда тебе, пытаясь выслужить «любовь» клиента, а так же своего начальника, позвонила личная тренерша, ты тут же ее обвинила в том, что она не имеет права вмешиваться в твою личную жизнь. Теперь все ясно?

Ясно. Хоть и противно. Противно осознавать, что наличие внутри вот такой вот капельки вины постоянно выливается в конфликтные ситуации, связанные с обвинением.

– Лууле пишет: «Научитесь никогда и никого не обвинять. Ни в чем». Но это сложно! Иногда посмотришь на человека, и хочется фыркнуть от презрения.

– Вот именно. В этом-то и кроется коварство «обвинения» – в том, что оно перетекает в мстительную злобу «я лучше тебя», и, значит, в презрение.

Которое в конечном итоге вызывает рак – этот момент я запомнила наизусть.

– Но как не презирать, например, ту же кондукторшу из автобуса? Которая всем грубит, плохо накрашена, которая в пятьдесят лет не нашла лучшей работы? Где тут мое собственное чувство вины?

– Где? – Дрейка наш разговор забавлял. Есть котенок – есть миска с молоком, куда его можно ткнуть носом. В миску, как ни странно, раз за разом попадал не чей-то, а мой собственный нос. – Знаешь, почему ты ее презираешь? Потому что не хочешь быть такой, как она. Не хочешь в пятьдесят жирно подводить глаза, грубить людям и с утра до ночи отрывать билеты – ты стыдишься этого. А что есть стыд, Ди?

– Чувство вины, – буркнула я, почему-то опять вспоминая анекдот про студента с экзаменационным билетом про блох.

– Вот именно. Мы думаем: «Если бы я был такой, как она, я бы помер от стыда» – грубо говоря, умер бы от собственного чувства вины за то, что я такой глупый, неспособный добиться большего. Отпусти стыд – стыд ЗА ТАКУЮ СЕБЯ, если бы ты вдруг оказалась в схожем положении, – и ты моментально перестанешь обвинять кондукторшу, ты ее поймешь. Поймешь, что когда-то она просто не справилась со своими стрессами, не прошла уроки, не сумела стать сильнее, увереннее, смелее, и теперь ездит в автобусе и кричит на всех. Кричит от собственной злости: «Да, у меня не вышло лучше. У вас вышло, а у меня нет…» – разве можно человека за это обвинять? За его страх? За его боль? Отпусти свой страх перед ее злобой, и она никогда на тебя не накричит. Так нет же, мы вместо того, чтобы понимать, почему люди ведут себя так, а не иначе, мысленно ворчим: «Если бы я была такой жирной, как та баба, я бы умерла со стыда. Неужели она не может ничего с собой сделать? Пойти в спортзал? Я бы пошла, давно пошла, ведь я лучше, я сильнее» – опять презрение. Мы смотрим на нищего и думаем: «Ну, почему он не приложил усилий для лучшей жизни? Почему не нашел работу? Я бы на его месте уже давно нашел – да хоть тем же дворником…», но проблема в том, что ты и не оказался бы на его месте, ибо ты уже прошел эти уроки, а он нет. Мы презирали бы себя нищим, и потому презираем его – грязного и бездомного. Мы попросту не умеем прощать себя, а потому не можем простить других, вечно стараемся их переделать.

Давно он так не расходился – Творец в серебристой униформе с серо-голубыми глазами, – а я слушала его и думала о том, как я действительно всегда кого-то презирала: слишком богатых и надменных, слишком гордых, болтунов, тупиц, выскочек, нытиков, жалобщиков, ворчунов, людей с плохим стилем и вкусом, людей со слишком хорошим стилем и вкусом, а потому, наверняка, гомиков. Слишком женственных женщин, слишком мужественных женщин, неспособных обеспечить семью мужчин, алкоголиков, тунеядцев, льстецов, лжецов, подлиз, умников, ботанов. До тупости смелых, чрезмерно робких, много о себе мнящих – Боже, этот список бесконечен?

И сколько же, получается, в этом случае я презирала в самой себе? Скольких себя, будь я похожа на нытика, болтуна или выскочку, я мысленно задушила бы, чтобы они не имели права на жизнь? Чтобы не стыдились, чтобы не позорились, чтобы вообще не существовали.

Ужас…

А он, Дрейк, всегда умел показать так, что становилось видно все скрытые слои, все подводные камни, все запрятанные вглубь комплексы.

От одного лишь осознания того, сколько еще придется проделать мысленной работы, прежде чем что-то изменится, мое лицо сделалось кислым.

Ну и ладно. Зато, когда ее проделаешь, тело станет чище, а жизнь лучше – овчинка стоила выделки. И потому, одновременно с выглянувшим из-за тучки солнышком, чьи лучи осветили небольшую комнату с единственным столом и висящим на стене экраном, я улыбнулась. Одуванчик на «Душевном свете» тоже расцвел.

* * *

Будучи человеком дотошным, скрупулезным и внимательным к деталям, перед занятием Сиблинг всегда проводил инструктаж – оглашал ход работ, последовательность выполнения шагов, предупреждал о деталях.

– Итак, тест на зрительную память. В задании номер один, которое называется «Двойной счет», вам предстоит вести вслух обратный отсчет и одновременно записывать цифры, противоположные называемым – без заминок, без пауз, без дополнительного времени на обдумывание…

На него смотрели со скукой и тщательно скрываемой неприязнью – он привык. Канн равнодушно глазел в окно, Дэлл качал носком ботинка, Эльконто копался в телефоне.

– Дэйн, хочешь получить наряд вне очереди или лишиться телефона?

– Ни то, ни другое.

– Тогда быстро убери свою игрушку в карман.