Книга Сквозь тайгу (сборник) - Владимир Арсеньев

Еще издали я заметил, что они ходили недаром. У Чжан-Бао и Ноздрина был веселый вид; у ног их лежали кабарга и росомаха. Странным показалось мне, что я не слышал их выстрелов, и я спросил об этом Ноздрина.

– Наша стреляй нету, – отвечал за него Чжан-Бао, посмеиваясь в усы.

– Как так? – спросил я, ничего не понимая.

– Они сами сюда пришли, – сказал Ноздрин, закуривая папиросу. Наконец, постепенно из ответов я понял, что случилось.

Оказалось, что кабарга, спасаясь от росомахи, случайно попала на утес, нависший над рекой, Чжан-Бао поспешно снял с плеча ружье, чтобы стрелять, но вдруг кабарга заметалась. Она поняла опасность, которой подвергалась, и хотела было бежать назад, но путь отступления ей был уже отрезан росомахой. Тогда она стала жаться к краю обрыва, высматривая, куда бы ей спрыгнуть. В это мгновение росомаха бросилась на нее. Кабарга рванула вперед, и оба животных, потеряв равновесие, полетели в пропасть. Кабарга разбилась насмерть, росомаха еще выказывала признаки жизни. Один раз она хотела было подняться на ноги, но тут же упала на лед. В это время к ней подбежал Ноздрин и ударом палки по голове добил ее окончательно.

Убившихся животных никак нельзя было назвать «трофеями». Оба они достались нам случайно. Все трое мы были свидетелями лесной драмы. Я в лесу видел, как она началась, а Ноздрин и Чжан-Бао – как она кончилась. Забрав мертвых животных, мы пошли домой.

Западный край неба уже нежился в закатном сиянии, над снежными полями кое-где розовел туман, и теневые склоны гор покрылись мягкими фиолетовыми тонами.

Через полчаса мы были на биваке, куда уже собрались все охотники. Рожков принес дикую козулю. Теперь мы были обеспечены мясом по крайней мере на трое или четверо суток. Кабарга в тот же день пошла на ужин, а с росомахи сняли шкуру для чучела.

Дней через десять я решил предпринять еще одну экскурсию по речке Токто, впадающей в Самаргу с левой стороны в 24 километрах от устья. Я намеревался выйти на реку Укумига и от нее через второй перевал выйти на реку Адими, впадающую в море около мыса Суфрен. На этот раз со мной пошли Ноздрин, удэхеец Дилюнга и Чжан-Бао. Наше походное и бивачное снаряжение состояло из ружей, топора, двух полотнищ палаток и продовольствия по расчету на пять суток.

Первую половину пути мы выполнили успешно и к концу второго дня достигли истоков реки Токто, где и решили заночевать в лесу на краю болота, покрытого большими кочками. Каждая из них была почти в метр величины и имела вид гриба, украшенного сверху длинной осокой.

Когда палатка была поставлена, Чжан-Бао и Ноздрин пошли за ельником, а я и Дилюнга – за травой. Подойдя к одной из кочек, я собрал в горсть всю растущую на ней траву, поднял кверху и сказал удэхейцу:

– Посмотри, с одной кочки можно срезать травы на постель.

– Манга! Неу октонгай дэлини (т. е. «Нельзя трогать болотную голову»), – закричал Дилюнга.

Он убеждал меня уйти на другое место, где нет кочек. Из слов Дилюнга я понял, что, по обычаю удэхейцев, болотные кочки табуированы. Их нельзя дергать и в особенности нельзя растущую на них траву заплетать в косу. С человеком, позволившим себе такие шутки, непременно случится какая-нибудь беда.

Не желая нарушать покой своего проводника, я направился к опушке леса, где среди тальников росло много вейников. Через четверть часа мы вернулись с ним на бивак с большими охапками сухой травы.

В это время пришел Ноздрин и сообщил, что он вместе с Чжан-Бао видел лису, которая перебежала им дорогу. Стрелок бросил в нее топором. Она остановилась на мгновение и оскалила зубы, а потом повернула назад и скрылась в траве.

Когда все бивачные работы были закончены, мы уселись около огня и стали снимать обувь. Разговор опять коснулся лисы. Оказывается, что в китайских поверьях животному этому отводится большое место. Лисы, больше чем другие звери, стараются войти в общение с человеком и тем ослабить свое животное начало. Это им удается, и они часто появляются в виде оборотней. Лисы хитры и злопамятны. Человеку, обидевшему их, они стараются сделать какую-нибудь неприятность. Они делают так, что человек блуждает около жилища и никак не может попасть домой, во время ненастья залезет в какую-нибудь яму и вымажется нечистотами и т. п. По мнению Чжан-Бао, сегодняшняя встреча с лисой не предвещала ничего доброго.

Недолго длилась наша беседа. За день мы сильно устали и поэтому рано легли спать.

Глава одиннадцатая. Снежная буря

На другой день первое, что мне бросилось в глаза, – это серое небо, покрытое слоистыми тучами. Отдаленные горы тонули в туманной мгле. Там шел снег.

Опасаясь пурги, мы решили идти домой. Наскоро напившись чаю с сухарями, мы сняли палатки и пошли в направлении на юго-восток. Сперва мы попали в осыпи, где я больно ушиб ногу, потом залезли в ветроломную гарь, причем Чжан-Бао разорвал свои штаны, затем мы вышли на зверовую тропу.

– Вот дорога, – сказал я своим спутникам. – Теперь мы пойдем хорошо.

– Маманды! Канка ба (т. е. «Погоди, еще увидим»), – заметил китаец многозначительно.

Покурив немного, мои спутники пошли дальше в таком порядке: впереди шел Ноздрин, за ним Дилюнга, потом Чжан-Бао. Я замыкал шествие. Не успели мы сделать и полсотни шагов, как вдруг Дилюнга схватил стрелка за пояс и сам быстро вышел вперед, все время к чему-то настороженно присматриваясь.

– Что случилось? – спросил я его.

– Си исай (т. е. «Сам посмотри»), – ответил он, указывая на стрелу, воткнутую в землю.

Это был какой-то знак, но что он означал, мне было неизвестно. Дилюнга обошел стрелу и осторожно двинулся вперед, глядя себе под ноги. Шагов через десять он опять остановился перед заструганной палочкой, лежащей поперек тропы. Это был знак, что отсюда совсем близко насторожен самострел. Действительно, в 3 метрах за палочкой виднелась тонкая нить, протянутая через зверовую тропу.

– Би («вот»), – сказал удэхеец, указывая на лук толщиною в человеческую руку, с большой стрелой на крупного зверя.

Я понял, какой опасности подвергался Ноздрин. Не обратив внимания на условные знаки, он задел бы нить и был бы убит наповал.

От самострела дальше мы пошли целиною.

После полудня погода совсем испортилась. Сумрачное небо словно снизилось к земле. Белесоватая мгла надвинулась на нас, и пошел снег.

На вопрос, далеко ли до фанзы Кивета, наш проводник отвечал уклончиво и, по-видимому, сам не знал, где мы теперь находимся, но все же, по его соображению, к сумеркам мы должны были выйти на реку Самаргу. Так прошли мы по компасу еще два часа. Казалось, гари не будет конца. То встречались участки, совершенно оголенные от леса, то заросшие молодой березой. Местность была как-то странно пересеченная, мелкие распадки чередовались с подъемами на увалы с крутыми и пологими склонами.

Усилившийся ветер, шум в горах, снег и короткие вихри – все говорило за то, что собирается сильная пурга.