Книга Эхо чужих грехов - Марта Таро

– Так рана должна быть неглубокой, – обрадовался Сашка.

И впрямь кровь уже запеклась и больше не шла, непонятным оставалось то, почему князь не приходит в себя. Ощупав все тело хозяина и не найдя других повреждений, Сашка сунул миниатюру за пазуху, взвалил Черкасского на плечо и пошёл к ополченцам, которым оставил своих лошадей. Выпросив в обозе телегу, Сашка уложил на сено бесчувственного хозяина и отправился в имение Грабцево, лежащее в сорока верстах от места сражения. Туда можно было добраться к завтрашнему утру.

Глава двадцать третья

Скорбная весть

Утро опять оказалось серым и дождливым, усугубив и без того тяжёлое настроение Штерна. Уже стало известно, что Москва сдана и сгорела. Застыв от ужаса, Петербург ожидал своего часа.

Все иностранные негоцианты, через которых Иван Иванович вёл дела с Европой, либо уехали, либо сидели на сундуках. Порт опустел, последние корабли уходили из столицы воюющей России. Чутьем опытного коммерсанта Штерн понимал: здесь дела до конца войны закончены. Деньги его хранились в Лондоне, там же, где сейчас жила Катя. В конце концов, эту молодую женщину и отец, и муж поручили именно Штерну. Он был ответственен за её благополучие. Кате скоро рожать. А не дай бог, что случится? Нет, выбора не было – надо ехать к ней.

Свернув все свои дела, Штерн оставил на хозяйстве старшего приказчика, человека проверенного и преданного ему лично. Иван Иванович сам поехал выкупать место на отплывающем корабле в компанию «Северная звезда». В её конторе, обычно по-европейски лощёной, сейчас царил беспорядок: приказчики, прежде сидевшие за своими столами и усердно писавшие, почему-то сгрудились вокруг капитана-англичанина и пытались жестами что-то ему втолковать. Англичанин не понимал и поэтому сердился. Тоже жестикулируя, он старался на своём языке объяснить русским, что не собирается никого больше ждать и отплывает завтра.

– Господи, помоги нам! Чего он хочет? – старший приказчик – седобородый старовер в длинном чёрном сюртуке – всплеснул руками. – Когда этот мистер только отплывёт?

– Говорит, что завтра, и больше никого ждать не станет, – перевёл Штерн, присоединяясь к разговору.

– Ох, сударь, нам вас Бог послал, – обрадовался седобородый приказчик. – Переведите ему, чтобы отплывал, мы закрываем контору до весны.

– Я переведу, только хотел бы попасть на его корабль. Это возможно?

– Конечно! – обрадовался приказчик. – Груза половину, против обычного, насобирали, а пассажиров вовсе нет. Как начал француз наши корабли топить и в плен брать, так вся коммерция остановилась.

– А где мистер Фокс? – продолжил расспросы поверенный, он знал английского управляющего этой компании несколько лет и не мог поверить, что тот мог из трусости оставить свой пост.

– Не ведаем, что с Фоксом стало, – вздохнув, ответил приказчик, – как «Манчестер» ждали-ждали весной, а он так и не появился, так дела стали плохи. Когда через месяц «Виктория» сюда пришла и доставила депешу из Лондона, что сначала французы «Орла» потопили, а потом «Манчестер» в плен взяли, так мистер Фокс и решил отправиться в Лондон. Но и «Виктория» не доплыла, захватили её французы. Теперь не знаем, что с кораблём и с командой стало. Вот «Афродита» целый месяц в порту простояла – ни груза, ни пассажиров… Пожалуйста, берите любую каюту!

Поверенный заплатил за поездку, договорился обо всём с капитаном и вышел, пообещав прибыть на судно не позднее половины пятого утра.

Оставалось только одно невыполненное обязательство: передать Катино письмо её мужу. Иван Иванович знал, что князь Алексей находится в действующей армии, поэтому пока держал письмо у себя, надеясь доставить его лично. Но судьба не оставляла выбора – Штерн покидал страну. Он взял письмо и поехал к дому Черкасских на Миллионной улице.

Красивый трехэтажный особняк, украшенный по фасаду белыми полуколоннами и богатой лепниной, встретил поверенного странной тишиной. Открывший дверь лакей сразу же ушёл, не спросив гостя о цели визита, и только двадцать минут спустя, когда Иван Иванович уже совершенно потерял терпение, к нему вышел седой дворецкий с растерянным и заплаканным лицом.

– Чего изволите, сударь? – хрипло спросил он.

– Я поверенный вашего хозяина, у меня для него письмо, – объяснил Штерн, с удивлением глядя на странного слугу.

– Какого хозяина, сударь? – дворецкий совсем растерялся.

– Как «какого»?! – взорвался Штерн. – Естественно, князя Алексея Николаевича.

– Нет, сударь, больше нашего князя, – прошептал дворецкий, и слёзы потекли из его глаз, – погиб наш Алексей Николаевич в сражении этом под Москвой. Князь Василий Никитич вчера приезжал, газету нам показывал, сказал, что теперь он всему хозяин, а сам уже в Ратманово ускакал.

– Какую газету? – не веря услышанному, спросил Штерн.

– Да здесь она. – Дворецкий зашёл в соседнюю гостиную и вынес поверенному типографский листок.

Это оказались «Сенатские ведомости» за вчерашний день. В длинном списке отличившихся и погибших под Бородино Иван Иванович увидел скорбную строчку: «Светлейший князь Алексей Николаевич Черкасский».

Забрав с разрешения дворецкого злополучную газету, поверенный вышел. Все дела в России он закончил, можно было отплывать в Лондон, одного только не мог представить Штерн – как он решится сообщить Кате, что её мужа больше нет в живых.

Глава двадцать четвертая

В избушке егеря

Лондонский сентябрь зарядил дождями. Здесь они не хлестали, не стояли сплошной стеной и не пугали прохожих огромными бурлящими лужами, а вежливо моросили, казались тихими и аккуратными, но всё равно оставались дождями и не пускали гулять. Катя даже заскучала. Прежде она помогала отцу, потом ухаживала за ним, а теперь, когда в её душе царили мир и гармония, Катя вновь захотела стать полезной, и первым, что пришло ей на ум, стала помощь мадемуазель де Гримон.

Луиза пошла на поправку. Она уже сама ходила по дому, да и зрение стало к ней возвращаться. Женщина ещё не различала мелких деталей, но уже хорошо видела крупные предметы. Генриетта расцвела рядом с выздоравливающей тёткой. Исчезли бледность и худоба, девушка начала расти, быстро догоняя своих ровесниц. У Генриетты оказался изумительный красоты голос. Услышав её впервые, Катя не сразу поверила, что так может петь маленький худенький подросток. Сильное сопрано нежного «ангельского» тембра завораживало красотой звука.

– Тебя нужно учить, – решила Катя, и с тех пор с девушкой стал заниматься хормейстер из соседней англиканской церкви.

Очередным дождливым утром Катя устроилась в кресле у окна, вышивая на воротничке крошечной распашонки букву «П». В комнату со стаканом тёплого молока и кусочком пирога вошла Луиза.

– Миледи, Марта прислала покушать и велела мне проследить, чтобы вы всё съели, – объявила Луиза и улыбнулась.

Улыбка преобразила её лицо, и стало очевидным, что мадемуазель де Гримон ещё молода и красива.