Книга Райская птичка - Трейси Гузман

На следующий день, ближе к полудню, когда Стивен наконец смог открыть глаза и не поморщиться при этом от боли, он затащил себя обратно на матрас. Голова являла собой варево из остатков болей и тиков, приправленное острыми уколами за левым глазом. Стивен натолкал под спину гору подушек, отметив иронию – в этом положении он был двойником Байбера, – и замер, стараясь не дышать глубоко из уважения ко все еще не отступившей мигрени. По прошествии определенного периода абсолютной неподвижности помехи в его голове уступили место более сносному белому шуму. Мысли медленно потекли обратно к нему и разместились каждая на своей полочке.

Не поворачивая головы, он протянул руку и достал из верхнего ящика прикроватной тумбочки блокнот и карандаш. Было что-то успокаивающее в ритмичном нанесении графитных линий, и не успел Стивен опомниться, как на листке блокнота уже появилась карикатурная версия полотна, не дававшего ему покоя: сестры Кесслер и хищный Байбер между ними. Он перевернул страницу и на этот раз нарисовал только предплечья, ладони и по-дружески переплетенные пальцы, скрытые под верхним слоем картины и принадлежавшие Элис и женщине, которой, как он предполагал, была другая, старшая Элис. Потом проделал то же самое для Натали.

Исходя из углов, под которыми располагались предплечья, было довольно легко представить, как старшая Элис и Натали могут быть расположены на своих секциях. Стивен был уверен в их существовании, он не сомневался, что эта его догадка верна, но больше он ничего не видел: только вертикальные срезы Элис и Натали и их руки, мускулатура которых подсказывала, что они тянут более молодых себя в будущее. Но он понятия не имел, закрашивал ли Байбер изображения на двух боковых панелях, и если да, то почему? Закончив работу над триптихом, художник разочаровался в нем? Стивен подумал о Байбере, лежавшем на постели, о невероятной силе его хватки. Нет, с разочарованием тут как-то не вяжется.

Стивен сел на кровати и обвел взглядом стены спальни, завешанные репродукциями тех работ Байбера, что значились в каталоге, и фотографиями главной панели триптиха, сделанными с разных расстояний. Глядя на все это в такой непосредственной близости, Стивен понял, что ни одно из творений Байбера не захватывало зрителя так, как «Сестры Кесслер». Когда он снова откинулся на подушки, вокруг него замелькали мириады силуэтов, но он смотрел только на девушек на диване и на Байбера, только на это трио, глядевшее на него под всеми углами, – пока не очутился в картине рядом с ними, пока ветерок, теребивший занавески, не скользнул по его коже, а прогретая зелень лета в самом разгаре не наполнила его ноздри. Что из этого было реальным?

Стивен выбрался из постели, вытащил из угла заброшенный туда накануне рюкзак и стал рыться в нем в поисках фотоаппарата. Он просмотрел снимки, которые сделал с наброска у Эделлов, и с удовольствием отметил, что большинство деталей запомнил правильно. Рисунок цветным карандашом совершенно очевидно относился к началу карьеры Байбера, что подтверждал проставленный на нем год – 1963, когда стиль художника еще не вполне сформировался. Вот они, неуютные Кесслеры, на том же диване: муж и жена по центру, Элис в облаке непослушных белокурых волос рядом с отцом, слева; Натали справа, смотрит в пол. Фон был выполнен схематично, но Стивен узнал предметы, которые они с Финчем видели в коттедже: напольные часы, стопка книг, ковры.

А еще клетка. Одна в трех лицах: на акварели Доути, на картине маслом и во всей своей ветхой физической красе на прикроватном столике в коттедже. Стивен посмотрел на фотографии, развешанные по стенам и на потолке. Только на панели триптиха дверца клетки была слегка приоткрыта, как будто из нее вылетело что-то драгоценное.

Стивен побрел на кухню и приготовил себе миску каши, залив пыльные частички овсянки молоком на грани скисания, после чего принялся посылать водянистое месиво в рот черпаком – единственным чистым прибором, который смог обнаружить. Что он упускает? Стивен перелистнул страницу блокнота и застрочил своей обычной скорописью. Куда делись сестры Кесслер и почему они уехали в такой спешке? Почему за тридцать пять лет дом так и не продали? И птица. Хотя Финч убеждал его, что от этой последней было мало пользы в поисках картин, когда Стивен увидел пустую клетку, его любопытство разгорелось. «Все что-нибудь для кого-нибудь значит», – любил повторять отец, надеясь увлечь его вопросом: что пытается сказать своей работой художник.

Итак, птица. Стивен вывел буквы жирными чернилами.

Покончив с неприглядным завтраком, он определил миску с черпаком в раковину, где уже собрался недельный запас грязной посуды, и сходил в спальню за ноутбуком. Вернувшись, он провел рукой по кухонному столу, смахнув с него на пол все бумаги и крошки.

Теперь Стивен сосредоточился на точке на противоположной стене, решив подойти к проблеме под другим углом. Все крутилось вокруг девушек. Все возвращалось к ним. Стивен открыл историю запросов, сделанных вскоре после того, как ему было поручено найти картины. Несколько недель назад он проверял Индекс скончавшихся Министерства социального страхования и не встретил имен девушек, что означало, что он не разыскивает парочку привидений. А живые оставляют следы, невольно роняют крохи информации. Нужно только найти, где эти следы начинаются.

Поиск по запросу «Натали Кесслер» не дал почти ничего, кроме базовой информации. В 1965 году окончила академию Уокер, частную школу для девочек, потом, четыре года спустя, небольшой местный гуманитарный колледж. Стивену не было нужды вглядываться в имена, мелким шрифтом напечатанные под фото. Среди шеренг вытянувшихся по струнке серьезных молодых женщин Натали невозможно было не заметить: пронзительный взгляд, застывшая красота.

Стивен добавил эту черно-белую фотографию к другим изображениям Натали, которые держал в голове, и понял, что привыкает к ее прекрасному образу и что ее неприступность держит его на безопасном расстоянии везде, кроме снов. Там Натали и Хлоя играли с ним. Он видел Хлою в постели – бледное, стройное тело растягивалось рядом с ним и вилось изгибами и поворотами, подобно реке, прорезавшей мягкую землю. Но в какой-то момент ее кожа становилась золотистой; волосы светлели до пшеничного оттенка и отрастали, закручиваясь на концах; пальцы резко впивались ему в плечо, приковывая его к ней. Внезапно понимая, что в его постели другая, Стивен стыдился того, что делал с этой женщиной, с которой даже не знаком; стыдился того, как вжимал ее в простыни, как просеивал ее локоны сквозь пальцы… Он просыпался в поту, заклиная этих женщин уйти из его головы, из его жил, прогоняя их запах из ноздрей, их вкус изо рта.

Стивен зашел на сайт Intelius с учетной записи «Мерчисон и Данн» и принялся еще глубже раскапывать веб-просторы. После 1972 года по сестрам ничего. Однако поиск по картинкам оказался плодотворнее, пусть всего на один результат. На экран выскочило старое газетное фото группы молодых людей, сбившихся в кучу и поднявших вверх бокалы. Подпись гласила: «Выпускники колледжа округа Нью-Фэрфилд отмечают День независимости», а фотография датировалась 5‑м июля 1969 года. В первом ряду, в самом центре была Натали. Она сидела, сложив руки на коленях, посреди черно-белого вихря пьяного веселья. А за спиной у девушки, накрывая ее плечи ладонями, стоял нескладный молодой здоровяк. Стивен увеличил подпись и пробежал глазами имена. Джордж Рестон-младший.