Книга Отрава - Крис Вудинг

— Глупейшая философия, — в отчаянии хватаясь за соломинку, выпалила Отрава. — Вы просто старый безумец!

— Ты сердцем чувствуешь, что мои слова— правда. Ты знаешь. Ты не существовала, пока я тебя не придумал. И Черные болота тоже, и твоя семья, и ловцы духов. Их я привел в мир совсем недавно. Я сотворил тебя для своей сказки. Элтар, конечно, живет на свете уже много лет. Мне не надо было выдумывать его. Но он так же бессилен перед моими легендами, как и все остальные. И он тоже ничего не знает.

— Зачем вы это делаете? — прошептала Отрава. Плечи ее поникли.

— Делаю что? — как ни в чем не бывало спросил Иерофант.

— Почему вы рассказываете мне все это? За что мне такая мука?

Иерофант изучил ее усталым, болезненным взглядом.

— Потому что ты спросила, — ответил он. — Это в твоем характере. Такой написал тебя я.

НЕДУГ

Она больше не могла даже плакать. В этом не было смысла.

Отрава лежала на кровати Паруса, скорчившись в позе зародыша и закутавшись в одеяла. Она лежала так уже несколько дней. Где спал сам Парус, и спал ли он вообще, ей было все равно.

Сначала полились слезы: нескончаемый поток слез. Как будто сердце разорвали крюком, и дыра наполнялась скорбью, болью из-за того, что ее предали, и девушка должна была выплакать это все, иначе захлебнется. Ее горе очень расстроило и озадачило Паруса. Она не хотела говорить с ним о том, что случилось. Ему не понять. Он же выдумка, как и все остальные.

«Он не желает знать. Никто не желает знать. Ах, если бы и я ничего не знала».

Но, узнав однажды, не забудешь. Парус уложил ее в постель. Она помнила, как Брэм и Перчинка суетились вокруг. Должно быть, для них было потрясением видеть свою непобедимую и упрямую спутницу в таком состоянии. Отрава даже не могла найти сил ответить на их вопросы. Какая им разница? Они же фальшивки, как и она сама. Они ненастоящие. Всё ненастоящее.

И при мысли об этом Отрава просто сдалась. Как просто. Лишь несколько слов Иерофанта — и сил на борьбу не осталось, оставалось только обмякнуть и перестать сопротивляться. Мысль о том, что он мог лгать, даже не пришла ей в голову. Отрава сердцем чувствовала, что он говорил правду. Она знала эту правду еще до того, как он сказал ей. Где-то в глубине души она уже давно сложила воедино кусочки головоломки.

Все это нереально. Абсолютно все. Отрава жила в волшебной сказке и была такой же марионеткой, как остальные. Все решения, которые она приняла, все усилия, которые приложила и та боль, что пришлось вынести, были только иллюзией собственной воли. Но это не ее. Просто так надо по сюжету.

Действительно ли то, что она делала, было ее выбором или то была лишь иллюзия самостоятельности?

Слишком тяжело. Земля ушла из-под ног, весь мир опрокинулся и кубарем полетел в бездну. Все стало бессмысленно. Ничто не имело значения. Какая разница, если она все равно плясала под чью-то дудку? Как она могла теперь принимать решения, зная, что это только воля автора, что ей кажется, будто она выбирает сама?

В самом деле, какая разница, что будет? И она осталась в постели. Большую часть времени Андерсен спал у нее на животе. Брэм, Перчинка и Парус по очереди сидели рядом, постоянно разговаривали с ней, спрашивали, что произошло, почему с ней такое творится. Но девушка не отвечала. Брэм, очевидно, пришел к выводу, что Отрава узнала о смерти Азалии и сходит с ума от горя. Отраве хотелось засмеяться. Смерть Азалии в сравнении с этим ничто. Какое вообще ей теперь дело до Азалии? Ведь сестренка — такая же выдумка, которая играет свою маленькую роль.

Но ей было дело. Вот в чем суть. Даже после того, что она узнала, жизнь — как таковая — продолжалась. Отрава по-прежнему чувствовала на щеках следы слез. Чувствовала теплого кота, который дремал на одеяле. Она по-прежнему переживала потерю Азалии и знала, что бросить сестру на произвол судьбы было бы страшным предательством. Не важно, сколько раз она повторяла себе, что всё — лишь фантазия, сердце не могло смириться с этим. Как бы ни было больно, но у Отравы еще оставались силы.

Проходили дни. Хотя, может, только часы или целые недели. Кто знает, насколько время искажается в волшебных королевствах? Парус читал Отраве свои старые книги, не осознавая горькой иронии того, что читает сказки, в то время как они сами живут в одной из них. Неужели все герои этих книг — тоже живые, как Отрава и все, кого она знает? И сказочные персонажи тоже думают, что существуют на самом деле… А как же Иерофант, творец ее мира? Может, он — тоже плод чьего-то воображения, а сам об этом не подозревает? Хорошая бы получилась шутка! Как два зеркала, которые поставили друг напротив друга. Бесконечные отражения, миры в других мирах, без начала и конца.

От одной мысли об этом можно сойти с ума.

Парус все время рассказывал Отраве что-нибудь забавное, надеясь заинтересовать ее делами замка. Некоторые правители уже разъезжались, обозленные и разочарованные. Они поняли, что Иерофант так и не примет их. Гругарот уехал вместе со своей свитой троллей. Но Элтар оставался непреклонен и уже начал сыпать угрозами, требуя приема.

Отрава почти не слушала Паруса. Она даже не ела с тех пор, как слегла в постель, и ничего не пила. Девушка выглядела болезненно бледной, и от нее даже пахло болезнью. Длинные черные волосы спутались и жирными прядями свисали на лицо. Она начала бредить во сне. Ее друзья ах, какое бессмысленное теперь это слово — пытались уговорить ее поесть хоть что-нибудь. Но аппетит пропал, и даже голод был только тупой далекой болью, ноющей где-то внутри.

И Отрава была настолько поглощена своим горем, что не заметила происходящего вокруг, пока оно не стало слишком явным.

Однажды, когда Парус читал ей, девушка произнесла первые осмысленные слова с тех пор, как заболела.

— Парус… — прохрипела она. Старик тут же поднял глаза, и в его глазах засветилась надежда.

— Парус, ты болен. Он на самом деле был болен. Теперь она увидела это. Впалые щеки и глаза, истощенное тело, дряблая кожа. Как будто бы это он голодал, а не она. И потом… это нечто большее, чем просто недоедание. Что-то еще было в его состоянии, что-то помимо болезни и физической слабости. Но она ушла в забытье от голода и ничего не поняла.

— Мы все больны, Отрава, — сказал Парус. — Перчинка и Брэм тоже? — Тревога кольнула в сердце Отравы. — И Андерсен?

— Все. Слуги, архивариусы, даже короли и королевы. Даже Элтару плохо.

— Что случилось? — прошептала девушка. — Что происходит?

— Не знаю. Словно замок наполнился призраками. Вокруг безразличие, все… устали. Целители не могут понять причину. Они говорят о чуме или иных недугах, но дело в другом… Оно даже в стенах… сам замок ослабел, стал бледным… не таким крепким, как раньше, — Парус вздохнул. — Как будто все угасает, растворяется…

— Но… — начала Отрава, — как… — Не знаю… не знаю… — прошептал Парус. Он был сам на себя не похож — не тот твердый, живой Парус, какого она знала. Он поднял голову и устало посмотрел на девушку.