Книга Арлекин. Скиталец. Еретик (сборник) - Бернард Корнуэлл

У нее опять началась истерика, и Томас подумал, что если она не умрет от лихорадки, то ее наверняка убьет горе.

– Мы возвращаемся в Рен, – сказал он, стараясь подбодрить Жанетту.

– Я не могу! – завопила она. – Он сделает меня шлюхой! Шлюхой!

Она выкрикивала эти слова, а потом начала раскачиваться взад-вперед и выть жутким пронзительным голосом. Томас попытался ее поднять, заставить идти, но Жанетта сопротивлялась, твердя, что хочет умереть, просто хочет умереть.

– Шлюха! – выкрикивала она и рвала лисий подбой своего красного платья. – Шлюха! Он сказал, что я не должна носить меха. Он сделал меня шлюхой! – и бросала клочья меха на кусты.

Утро прошло без дождя, но на востоке снова собрались грозовые тучи. Томас беспокойно наблюдал, как душа Жанетты разрывается у него на глазах. Несчастная женщина отказывалась идти. Он взял ее на руки и нес до тех пор, пока не увидел среди деревьев протоптанную тропинку. Томас направился по ней и вышел к избушке, такой низкой и заросшей мхом, что сначала он принял ее за холмик между деревьев, но потом заметил поднимающийся из дыры в крыше синевато-серый дымок. Томаса обеспокоила мысль о преступниках, которыми якобы кишели эти места, но снова начинался дождь, а избушка была единственным убежищем. Он опустил Жанетту на землю и крикнул в напоминавший нору вход. Оттуда выглянул седой старик с красными глазами и закопченным лицом. Он говорил по-французски так неразборчиво, с таким чудовищным акцентом и таким множеством диалектных слов, что Томас едва понимал его, но уловил, что старик – лесник и живет здесь со своей женой. Лесник жадно взглянул на предложенные незнакомцем монеты и разрешил Томасу с женщиной занять пустой свинарник. Там воняло гнилой соломой и навозом, но через крышу почти не проникал дождь, а Жанетта как будто не обращала внимания на смрад. Томас выгреб старую солому и сделал Жанетте ложе из папоротника. Лесник, как только монеты оказались у него в руках, потерял всякий интерес к своим гостям. Но во второй половине дня, когда дождь перестал, Томас услышал, как жена что-то прошипела старику, и тот тут же отправился к дороге, но с пустыми руками – без топора, резака или пилы.

Жанетта спала, совсем обессилев. Томас снял увядший клевер со своего черного лука, отвязал перекладину и приладил роговые оконечники. Он натянул на тисовое цевье тетиву, засунул за пояс дюжину стрел и последовал за стариком до самой дороги, а там затаился в кустах.

К вечеру лесник вернулся с двумя молодыми парнями. Томас предположил, что это те самые преступники, о которых его предупреждали. Видимо, старик счел Томаса и его спутницу беглецами: хотя у них были деньги, они искали укромного убежища, а это у любого вызовет подозрение. Странствующий монах не будет прятаться в лесу, а женщина в платье с остатками меха не станет искать гостеприимства у лесника. Так что, без сомнения, двое парней прибыли, чтобы перерезать Томасу горло и разделить монеты, которые у него найдутся. Жанетту ждала схожая судьба, но чуть позже.

Первую стрелу Томас послал в землю у ног старика, а вторую – в дерево рядом.

– Третья убьет, – предупредил он, оставаясь невидимым в тени кустов.

Трое вытаращили глаза на заросли, и Томас низким голосом медленно проговорил:

– Ты задумал убийство, но я могу вызвать из бездны ада эллекин. Я могу заставить когти дьявола разорвать твое сердце, а мертвецов – преследовать тебя средь бела дня. Оставь монаха и его сестру в покое.

Старик упал на колени. Владевшие им предрассудки были стары как мир, и вряд ли его души коснулось христианство. Он верил в лесных троллей и кроющихся во мгле великанов. Он знал, что в мире водятся драконы, слышал о чернокожих людях, которые живут на луне и падают на землю, когда их дом сжимается до тонкого серпа. Он знал, что существуют призраки, которые охотятся среди деревьев. Все это существовало для него так же явно, как ясень и лиственница, дуб и береза, и он не сомневался, что с ним говорит демон, выплюнувший из кустов странную длинную стрелу.

– Вы должны уйти, – сказал лесник своим товарищам. – Идите!

Двое парней быстро скрылись, а старик коснулся лбом опавшей листвы.

– Я не думал о дурном!

– Ступай домой! – велел Томас.

Он подождал, пока старик уйдет, и вытащил из дерева стрелу.

Ночью Томас пошел к избушке лесника, прокрался через низкий вход и сел на земляной пол перед стариками.

– Я останусь здесь, пока к моей сестре не вернется рассудок, – заявил он. – Мы хотим скрыть ее позор от мира, вот и все. Перед уходом мы отблагодарим вас. Но если вы снова попытаетесь нас убить, я вызову демонов мучить вас и оставлю ваши тела на пир диким лесным птицам. – Он положил на земляной пол еще одну монету. – Будете приносить нам пищу каждую ночь, – сказал он женщине, – и благодарите Бога, что хотя я и способен читать в ваших сердцах, но все же прощаю вас.

После этого у Томаса с Жанеттой больше не было хлопот. Каждый день старик уходил в лес с резаком и топором, и каждую ночь его жена приносила постояльцам кашу и хлеб. Томас брал молоко от их коровы, стрелял оленей и думал, что Жанетта умрет. Несколько дней она отказывалась от пищи, и порой он видел, как она раскачивается взад-вперед в смердящем свинарнике и жалобно скулит. Томас боялся, что рассудок к ней уже не вернется. Отец иногда рассказывал ему, как следует обращаться с сумасшедшими, – так в свое время обращались с ним самим, и единственным способом лечения были голодание и побои.

«Дьявол пробирается в душу, – говорил отец Ральф, – и его следует морить голодом или изгонять побоями. Уговорить его уйти невозможно. Побои и голод, мой мальчик, побои и голод, – дьявол понимает только такие средства».

Но Томас не бил Жанетту и не морил голодом, а заботился о ней как мог. Он следил, чтобы ее подстилка была сухой, уговаривал выпить парного молока, разговаривал с ней ночами, расчесывал ей волосы и умывал лицо. Иногда, когда она спала, а он сидел у свинарника и смотрел сквозь путаницу ветвей на звезды, ему думалось, не оставил ли и он за собой вместе с эллекином таких же женщин с изуродованной судьбой. И он просил святых о прощении. Он много молился в те дни, и не святому Гинфорту, а Богородице и святому Георгию.

Молитвы, видимо, подействовали. Однажды на рассвете он проснулся и увидел, что Жанетта сидит в дверном проеме и ее худое тело вырисовывается в ярком свете нового дня. Она обернулась к нему, и он не увидел на ее лице безумия, а только глубокую печаль. Жанетта долго смотрела на него, а потом проговорила:

– Это Бог послал мне тебя, Томас?

– Если так, Он оказал мне великую милость.

Она улыбнулась, и это была ее первая улыбка, которую он увидел с тех пор, как они покинули Рен.

– Я должна быть довольна, – просто сказала Жанетта, – что мой сын жив и получает должный уход. Когда-нибудь я разыщу его.

– Мы оба должны это сделать, – сказал Томас.

– Оба?

Он поморщился: