Книга Арифмоман. Червоточина - Александр Рудазов

Это же магия! Магия может все!

– Поставьте мусорные баки, – равнодушно предложил Эйхгорн. – И пусть каждый сам таскает до них свой мусор. У вас из окон-то помои не выливают?

– При прежнем эдиле выливали. Но я за это штрафую.

– А что за баки? – заинтересовался почтмейстер. – Это как?

Эйхгорн описал. Слегка увлекшись, даже предложил систему сортировки мусора. Мол, пищевые отходы в один бак, бумагу в другой, стекло в третий, пластик… пластика здесь нет, так что для него необязательно.

Хотя можно на всякий случай.

Понимания его предложение не встретило. Выкидывать в мусор стекло и бумагу… вы не зажрались ли, мэтр? Может, сразу уж посуду начнем выкидывать? Одежду? Мебель?

Но сама система с баками почтмейстеру понравилась. В самом деле – поставить на каждой улице по тележке, и пусть горожане сами туда все сносят. А мусорщики по мере наполнения будут вывозить их в лес.

Да, мусор тут просто сваливали в ближайшем овраге. Благо производил его средневековый городок не слишком много – в основном кости, огрызки, тряпки, шелуха и содержимое ночных горшков. Ну и строительные отходы – старый известняк, гнилая солома, битые кирпичи.

Эйхгорн наметил себе наведаться к этому оврагу. Там вполне может оказаться неплохая селитряница.

– Ты уж шепни там королю, Муа, – попросил почтмейстер. – Пусть указ подпишет.

– Да-да, сегодня же, – рассеянно ответил эдил, глядя в свои карты. – А пока ходи.

– Дальше можно не играть, – бросил свои Эйхгорн. – Ты берешь крайний зодиак.

– Крайний?.. – не понял эдил.

– Последний.

– Э-эй!.. – возмутился видам. – Ну мэтр, ну мы же договаривались без колдовства!

Эйхгорн посмотрел на него снулым взглядом. Видаму сегодня тоже сказочно везло, но играл он из рук вон скверно. Кажется, ему даже не приходило в голову считать взятки и запоминать выбывшие карты.

– Да, дело очевидное, – хмыкнул эдил, открывая свои карты и демонстрируя Шута в окружении трех дворян. – У кого там Краб, подавайте его сюда!

Старшина ремесленного квартала с кислым лицом швырнул карту Краба в центр стола. Действительно, дворян ни у кого кроме эдила не осталось. С какой бы карты ни зашел почтмейстер, эдил брал взятку джокером, после чего забирал остальное дворянами. Второй джокер вышел еще в начале кона.

Стали подсчитывать итог. Эдил победил, собрав все четырнадцать карт зодиака. Видам успел набрать тринадцать, старшина ремесленного квартала – девять, Эйхгорн – семь, а почтмейстер – только одну. Играли по маленькой, ту за карту, так что видам выплатил эдилу один ту, старшина ремесленного квартала – пять, Эйхгорн – семь, а почтмейстер – аж тринадцать.

– Я тебе еще с прошлого раза должен был, Муа… – промямлил он, протягивая сердик. – И ты уж не забудь, шепни там королю…

– Непременно, – спрятал монету эдил.

Обратно во дворец эдил с Эйхгорном шли вместе. Эдил – на работу, Эйхгорн – домой. Он уже начал привыкать, что живет в полуразвалившейся башне, в которую дует со всех концов света.

– Мэтр, ты не очень спешишь? – спросил эдил.

Эйхгорн пожал плечами. Спешить ему было особо некуда.

– Мне тут надо зайти в одно место… в два места, рассудить кое-кого. Ты в поэзии разбираешься?

– В поэзии?.. – переспросил Эйхгорн. – Неожиданный вопрос.

– Значит, не разбираешься, – сделал вывод эдил. – Плохо. Ведь и я не разбираюсь. А нужен кто-то, кто разбирается.

– Зачем?

– А вот сам глянь.

За разговором они прошли до конца узкого переулка и оказались в тупике, у самой крепостной стены. Здесь, на двух смотрящих друг на друга домах висели две вывески: «Старший дом поэзии» и «Большой дом поэзии».

– Не слышал еще о них? – хмыкнул эдил. – Наша, так сказать, парибульская достопримечательность. Очаги культуры, развлечение скучающих дворянчиков.

– Целых два? – удивился Эйхгорн. – Зачем целых два-то?

– Вот и его величество в конце концов решил, что целых два дома поэзии – это слишком много для такого маленького королевства. Лично я считаю, что даже один – это слишком много, но храк уж с ним, пусть один остается. Только надо решить, какой.

Эйхгорн медленно переводил взгляд с дома на дом. Он пока не видел критериев, способных повлиять на выбор. Здания одинаковые, типовые. Дома поэзии явно занимают в них лишь небольшую часть – дверей на улицу выходит несколько, вывески висят только над двумя. Левая вывеска побольше, но висит кривовато. Правая идеально ровная, но меньше размером.

– А чем они вообще тут занимаются? – спросил Эйхгорн.

– Стихи сочиняют, наверное, – ответил эдил.

– А это нельзя делать просто у себя дома? Непременно нужно специальное учреждение?

– Их спроси.

Не потрудившись постучать, эдил толкнул левую дверь и вошел в Старший дом поэзии. Эйхгорн, которому стало любопытно, последовал за ним.

Внутри оказалось небогато. Одна-единственная побеленная комната, окон нет, свет идет только от жаркого камина. В Парибуле камины редко топят в полную силу – при здешнем климате утеплять помещения не требуется. Огонь используют только для освещения и готовки.

Но здесь камин полыхал так, что пот лился по лицу. Эйхгорн стянул колпак с лысины и протер очки – в этой сауне те сразу запотели. Близоруко моргая, он совсем перестал видеть эдила и хозяев дома.

Потом очки вернулись на место, и Эйхгорн таки их рассмотрел. В комнате сидели два человека – маленький, толстенький, лысоватый человечек и очень высокая худая женщина. Во рту она держала нечто вроде сигареты с мундштуком… во всяком случае, эта штука дымилась.

Правда пахло от нее совсем не табаком, а чем-то вроде благовоний.

– Миир ваам, эдиил, – странно растягивая слова, произнесла женщина. – Выы наконеец-то решиились изгнаать нааших сосеедей, ээтих презреенных плебеев, смееющих именоваать себяя поээтами?..

– Я пока еще не решил, кого буду изгонять, – сумрачно ответил эдил. – И мы вообще не собираемся никого изгонять. Его величество еще раз просит вас разрешить ваши разногласия миром и объединиться в одно учреждение. Ну право, мессиры, это же смешно! В нашем королевстве всего два поэта – и они смертельно друг с другом враждуют!

– Вот иименно, всего дваа! – растянула губы в улыбке женщина. – Я раада, что выы наконеец-то это признаали!

– Я не имею в виду вас, медам Лувауссон. Только вашего супруга и Демено Трудачи.

– Каак вы смеете, эдил?! – вскинулась женщина. – Я тооже поэтеесса!

– Какие стихи вы написали? – сжал губы в ниточку эдил. – Прочтите мне их.

– Не обязаательно писаать стихии, чтобы быыть поээтом! – выпучила глаза женщина. – Я поэтеесса в душее! Я стимулиирую твоорческий дуух моегоо муужа! Ваам не поняять!