Книга Небесный лабиринт. Прощение - Мейв Бинчи

Что-то в этой процессии насторожило его. Уолш проводил взглядом троицу, шедшую в заднюю часть магазина к лестнице.

— Я могу чем-нибудь… — начал он.

Бенни остановилась на лестнице и посмотрела на него сверху вниз. Шон не понравился ей с первого взгляда, но сейчас она почти жалела его. Грязные тонкие волосы, бледное узкое лицо…

Он не наслаждался жизнью и не тратил украденные деньги.

Но отступать было некуда.

— Мы идем на второй этаж, — сказала она. — Хотим кое-что показать доктору Джонсону.

В глазах Шона мелькнул страх.

— Доктор будет нашим свидетелем, — добавила Бенни, ставя все точки над i.

Доктор Джонсон быстро спустился по лестнице, прошел через магазин, глядя в пол, не ответил на приветствие Майка и не заметил Шона, застывшего с коробкой в руках. Он пообещал Хоганам подтвердить, что в его присутствии они достали из тайника двести конвертов, в каждом из которых лежало от пяти до десяти фунтов.

Доктору и в голову не приходило радоваться падению человека, который никогда ему не нравился. Он смотрел на пачку плотно сложенных конвертов и думал, что этот человек покупал себе подобие жизни. Мечтал ли Шон о вине, женщинах и песнях, когда крал деньги Эдди Хогана? Кто знает? Морис Джонсон не завидовал этим женщинам, но восхищался их решимостью покончить с делом как можно скорее.

Они сидели в комнате и ждали, зная, что Шон непременно поднимется сюда. Ослабевшие от потрясения, вызванного собственным открытием, и ожидания чувства стыда, которое им придется пережить, когда придет Шон.

Никто из них не боялся, что Шон вспылит или попытается заявить, что не он клал туда деньги. Теперь он не мог сказать, что это подстроено. Никто не посмеет усомниться в словах доктора Джонсона.

Они услышали шаги на лестнице.

— Ты закрыл магазин? — спросила Аннабел Хоган.

— Майк справится.

— Теперь ему придется справляться со многим, — сказала она.

— Вы хотите в чем-то меня обвинить? — начал он.

— Только без сцен, — предупредила Аннабел.

— Я все могу объяснить, — сказал Шон.

С улицы доносился обычный нокгленский шум. Люди нажимали на клаксоны, дети, отпущенные из школы на ленч, бежали и смеялись. Где-то громко лаяла собака и ржала испуганная лошадь, запряженная в телегу. Они сидели и слушали, как кто-то ее успокаивал.

Потом Шон начал объяснять. Так он копил деньги. Мистер Хоган его понимал. Не одобрял, но закрывал на это глаза. Жалованье ему платили небольшое. Все знали, что Шон делал львиную долю работы. Было заранее известно, что он должен свить себе гнездо.

Аннабел сидела на деревянном стуле с высокой спинкой, недостойном того, чтобы его перенесли в Лисбег. Бенни сидела на сломанном диване, который пришлось отодвинуть, чтобы добраться до швейной машинки. Конечно, никаких репетиций не было, но они вели себя как сыгранная команда. Никто из них не говорил ни слова. Не перебивал и не опровергал. Не кивал и не качал головой. Они просто сидели и позволяли Шону затягивать петлю на собственной шее. Вскоре он начал говорить медленнее и перестал жестикулировать. Его руки опустились по швам, а тяжелая голова начала клониться вперед.

Наконец Уолш умолк.

Бенни ждала слов матери.

— Шон, ты можешь уйти сегодня вечером.

Сама Бенни на такое не решилась бы. Она посмотрела на мать с уважением. В голосе Аннабел не было и намека на ненависть или месть. Просто констатация факта. Это напугало Шона Уолша сильнее всего.

— Миссис Хоган, об этом не может быть и речи, — сказал он.

Лицо Шона было белым, но он не просил понять его, простить и дать ему еще один шанс.

Они молча ждали продолжения.

— Ваш муж хотел не этого. Он письменно подтвердил, что хочет сделать меня своим партнером. Это подтвердил мистер Грин.

Взгляд Аннабел упал на стол, заваленный конвертами.

— Никто не может ни подтвердить, ни опровергнуть, что такое соглашение было.

И тут заговорила Бенни:

— Шон, отец не хотел бы, чтобы мы заявляли в полицию. Вряд ли ты будешь с этим спорить. Поэтому мы с мамой исполним то, что считаем его последней волей. Мы долго обсуждали это и пришли к общему мнению. Он хотел бы, чтобы ты ушел отсюда сегодня вечером. И не хотел бы, чтобы мы кому-нибудь рассказывали о случившемся. Едва ли стоит говорить, что доктор Джонсон будет нем как могила. Мы попросили его прийти сюда только для гарантии, что ты не станешь поднимать шум.

— А что станет с вашим прекрасным бизнесом, если я уйду? — Лицо Шона вновь приняло насмешливое выражение. — Что станет с магазином Хогана, который давным-давно превратился в посмешище? Когда вы устроите окончательную распродажу? В июне или в октябре? Дольше вам не протянуть. — Он улыбался, ходил по комнате и потирал руки. — Вы понятия не имеете, насколько безнадежно ваше дело. Его дни сочтены. Миссис Хоган, что вы будете делать без меня? Рассчитываете на старого Майка, у которого не хватает мозгов разговаривать с покупателями, помилуй их бог? Или на себя, хотя не можете отличить, где кончается один рулон ткани и начинается другой? На какого-нибудь зеленого новичка, который приедет сюда из еще большей дыры, чем Нокглен? Вы этого хотите для своего драгоценного семейного бизнеса? Этого, да?

В его голосе слышалась истерическая нотка.

— Что плохого мы тебе сделали? За что ты нас так ненавидишь? — спокойно спросила Аннабел Хоган.

— Думаете, вы хорошо со мной обращались?

— Да, думаю.

Лицо Шона исказилось. Раньше Бенни и в голову не приходило, что он способен на такие сильные чувства.

Уолш говорил, что его сплавили наверх, в комнату слуги, относились к нему свысока и время от времени приглашали к трапезе с таким видом, словно вызывали его во дворец. Он работал в магазине не покладая рук за нищенское жалованье и регулярное поглаживание по головке. Присказка «что бы мы делали без Шона» повторялась так часто, что потеряла всякое значение. Над его искренним и почтительным восхищением Бенни, дочерью хозяина дома, насмехались и издевались. Он гордился, когда получал возможность сопровождать ее куда-нибудь, хотя она вовсе не образец красоты.

Аннабел и Бенни выслушивали его оскорбления не моргнув глазом.

Он никому не мешал, не вторгался в дом и не пользовался своим положением. Был почтительным и преданным. А где благодарность?

Внезапно Бенни стало очень грустно. Шон говорил искренне. Что ж, жизнь у него действительно была несладкая.

— Ты останешься в Нокглене? — неожиданно спросила она.

— Что?

— После того как уйдешь отсюда?

И тут в воздухе что-то щелкнуло. Шон понял, что Хоганы не шутят. Он смотрел на них так, словно видел впервые в жизни.