Книга Александр Маккуин. Кровь под кожей - Эндрю Норман Уилсон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Своими впечатлениями о Даунинг-стрит Маккуин делился с Колином Макдауэллом, который брал у него интервью для Sunday Times. Хотя историк моды и журналист раньше сомневался в Маккуине, после интервью он назвал его «самым многообещающим дизайнером современности». Макдауэлл поделился своими соображениями о том, как Маккуин может спасти британскую моду. «Его желание снести все барьеры в области вкуса, возможно, дадут тот импульс, в котором нуждается мода на подходе к третьему тысячелетию, – писал он. – Правда, не нужно забывать о том, что мир моды довольно консервативен. Может случиться так, что он зайдет в тупик и станет еще одной недолговечной яркой звездой, которую уничтожила система». Маккуин честно говорил о своей неудовлетворенности. Какой смысл в простом воспроизводстве классических, сделанных со вкусом моделей? «Если кому-то нужно скучное пальто, пусть идут в DKNY», – говорил он. Он считал, что его задача – попытаться изменить отношение людей к одежде. «Я не очень напористый, – говорил он, – но действительно хочу изменить установки. Если по ходу дела приходится кого-то шокировать, – что ж, так тому и быть». После показа Маккуин, по его словам, получил факс от церкви Христа, в котором его упрекали в излишней извращенности шоу. Маккуин не скрывал своих амбиций; в интервью Макдауэллу он признался, что когда-нибудь хочет последовать за Джоном Гальяно в Париж и стать креативным дизайнером в доме Yves Saint Laurent. При этом он уверял, что скорее отдаст все, чем пойдет на компромисс. «Не знаю, можно ли выжить в мире моды, не убив кого-нибудь».[458]
Из Лондона Ли полетел в Нью-Йорк, где собирался устроить еще один, более «агрессивный» показ коллекции «Данте» в синагоге на Норфолк-стрит, в Нижнем Ист-Сайде. Нью-Йоркская неделя моды находилась в состоянии застоя – по язвительному замечанию одного журналиста, она напоминала «телемарафон на День труда»,[459] – поэтому шоу Маккуина добавило сезону необходимую дозу адреналина. («Сейчас приходится выбирать наименее отстойное из всего», – как заметил тот же обозреватель.[460]) Маккуин решил, что одежда его марки достаточно хорошо продается в Милане и Париже, поэтому он может себе позволить более креативное представление, не настолько связанное с коммерческой составляющей. «Мой показ рассчитан на продвижение моей фирмы и, может быть, на то, чтобы кого-то отпугнуть – хотя и не настолько, чтобы напуганные отменили свои заказы, – говорил он. – У Нью-Йорка есть свой, очень дерзкий, образ, но вот одеваются здесь так консервативно! По-моему, неплохо немного расшевелить Нью-Йорк».[461] Прибыв на Манхэттен, Маккуин и сам испытал прилив адреналина. Двое мужчин-моделей, натуралы, предложили переспать с ним, если он поможет им в карьере. Несмотря на свою репутацию, Маккуин послал их подальше, так как их предложение показалось ему «отвратительным».[462]
Ажиотаж вокруг показа был велик. Несмотря на метель, коллекцию собралась посмотреть вся нью-йоркская модная элита, в том числе Анна Винтур и Андре Леон Телли из Vogue. Кейт Мосс вышла на подиум в бамстерах, а Хелена Кристенсен – в черном кружевном платье и жакете в стиле милитари. Дэвид Боуи попросил Ли сделать костюмы для его следующего турне. В июле на фестивале в Финиксе рок-звезда выступал в жилете работы Маккуина в виде британского флага. Через год Маккуин сделал такое же пальто для обложки студийного альбома Боуи Earthling. Элитные американские магазины, такие как Neiman Marcus и Bergdorf Goodman, приняли заказы на несколько тысяч долларов. В то же время в Великобритании влиятельная Джоан Берстейн, владелица модного бутика Browns, объявила, что впервые приобрела коллекцию Маккуина.
В апреле 1996 года Маккуин полетел во Флоренцию на съемку, организованную американской редакцией ELLE. Приятельница Ли, Марин Хоппер, фешен-редактор, убедила своего отца, актера Денниса Хоппера, сфотографировать последнюю коллекцию Маккуина. Однако возникло одно препятствие: актер только что женился в пятый раз и проводил со своей женой Викторией медовый месяц. По словам Ли, Виктория «ужасно злилась. Мы жили в том же отеле, что и они, и молодоженам хотелось побыть наедине». Ли выступал на съемке в роли художественного руководителя; почти сразу после того, как актер начал снимать, они заспорили. «Мы с Деннисом… оба вспылили, потому что я даю людям один шанс и, если ничего не получается, больше не хочу иметь с ними дела, – вспоминал Ли. – Я что-то сказал, а он возмутился: «Мать твою, кто здесь снимает, ты или я?» Тогда я ответил: «Успокойся, продолжай…» – и после этого больше с ним не разговаривал». Правда, в последнюю ночь во Флоренции Хоппер пригласил Ли на ужин, а затем позвал в Лос-Анджелес. «Я не сомневался, что после такого медового месяца они больше не захотят меня видеть», – вспоминал Ли.[463] Однако, по словам Марин, Деннис Хоппер относился к Маккуину с огромным уважением. «Отец считал его запредельно талантливым, гениальным», – сказала она.[464]
Из Италии Маккуин полетел в Японию, где его одежда пользовалась большим спросом. Один нью-йоркский журналист спросил, когда стоит ждать появления духов под маркой McQueen. Наверное, это лишь вопрос времени? «Конечно, – ответил Маккуин, который никогда не лез за словом в карман, – я и название придумал: «Дерьмовый дух».[465]
Там ваши мечты о жизни в моде становятся явью.
13 июля 1996 года, благоуханным субботним вечером, Ли был на вечеринке, которую устраивал Ли Копперуит в своей лондонской квартире на Чешир-стрит, рядом с Брик-Лейн. Он пребывал в хорошем настроении и, выпив несколько бокалов, постепенно начал расслабляться. Среди гостей он заметил высокого темноволосого молодого красавца в синей куртке-«бомбере» марки Copperwheat Blundell, узких, в обтяжку, сине-черных полосатых брюках той же фирмы и кроссовках Fila. Красавец поглядывал на него всякий раз, как оказывался в поле его зрения. Маккуин в зеленых армейских штанах и рубашке Burberry наблюдал, как незнакомец пил бокал за бокалом. Потом он, спотыкаясь, побежал в ванную, где его вырвало. Ли, беспокоясь о его состоянии, вышел за ним в сад, где того вырвало еще раз; он придерживал его голову и гладил по спине. «Лучше из себя, чем в себя», – приговаривал он. Молодого человека звали Меррей Артур; когда ему полегчало, он поблагодарил Ли за доброту. Они разговорились, и сразу стало ясно, что их влечет друг к другу. «Я подумал, что не встречал никого лучше», – вспоминает Меррей, которому тогда было двадцать шесть лет. Он работал в бутике Donna Karan на Бонд-стрит. Пара ушла с вечеринки вместе. Они поехали в квартиру Ли на Хокстон-сквер. На следующий день Маккуин увидел, что на Меррее дешевые пластмассовые часы, и тут же отдал ему свои, от Пола Смита. «Говенные у тебя часы, – сказал он, протягивая Меррею свои, – так что давай лучше встретимся еще раз – тогда ты мне их и вернешь». Они договорились о следующем свидании и в четверг 18 июля встретились в баре Freedom в Сохо, где выпили с Роланом Муре. Меррей стеснялся и чувствовал себя так скованно, что почти все время молчал. Потом они пошли в любимый китайский ресторан Ли на Шафтсбери-авеню. «Ли знал, что я совсем недавно в Лондоне – я вырос в деревушке в окрестностях Абердина, – и сказал, что поймет, если я не захочу продолжать отношения, если я просто хотел развлечься, – вспоминает Меррей. – Я ответил, что хотел бы продолжать отношения, и он мне по-настоящему нравится. На следующий день у меня был выходной; помню, как вернулся в ужасную крошечную квартирку в Кемберуэлле, которую я снимал с напарником; я позвонил другу и сказал, что, кажется, влюбился, встретил человека, с которым хочу прожить до конца жизни, что он мне нравится, нравится его невероятно заразительный смех. Мне нравилось быть рядом с ним; он часто смешил меня. Глаза у него были изумительного цвета, такие красивые, и они меняли цвет – такое часто бывает с голубоглазыми – иногда они казались блеклыми, а иногда синими».
