Книга Варяги. Смута - Влад Поляков

Женщина женщину всегда лучше понимает. Особенно если она умна, как Змейка. Вот и получил я ответ довольно быстро, всего спустя минуту.

— Ей хватит. Особенно если ты будешь допускать ее к некоторым важным делам. На свой выбор, но чтобы она чувствовала свою значимость. Ну и помогал ее сыну. Она мать, а он — самый близкий ей человек. И пусть я не вижу в нем ничего особенного, но и ему можно найти место. Со временем. Тогда у тебя не должно быть с ней никаких сложностей. А про пользу… думаю, ты и сам все понимаешь, Хальфдан.

Что верно, то верно. Мне оставалось лишь прислушать к мнению Змейки. Уверен, что жалеть об этом не придется.

Ну а гости… Им в Переяславле оказывался самый радушный прием. А заодно производилась аккуратная такая психологическая обработка. Она касалась всех, путь и выглядела по разному. Для один — обычное радушие со стороны княгини и всех нас. Это касалось тех, кто был подчеркнуто нейтрален или же явно склонялся к поддержке нынешней власти. Другим, колеблющимся, доставалось больше внимания. Отдельные беседы, попытки повлиять на дальнейший выбор… Про союзников и говорить нечего — эти приезжали с целью прояснить уже имеющиеся договоренности и уточнить дальнейшие действия.

Кстати, последние две категории ожидал интересный для них сюрприз — разговор с нашим новым пленником. Тем самым, говорящим многого, охотно и во всех подробностях. Но главное было не в том, что он говорил, а кем он являлся. Не в психологическом, а в самом что ни на есть физическом смысле слова. Точнее сказать. в его физическом отличии от нормального человека.

Честно признаться, многие их нашей варяжской братии впервые сталкивались с таким вот… явлением вплотную. И уж тем паче не задумывались о том, что оно из себя представляет. Вот и проводился этакий «ликбез» в выгодных для нас тонах. Благо сделать это было просто, а многие из гостей были людьми к подобным гадостям впечатлительными.

Чего стоил один визит Ратмира Карнаухого, замаскированный, как водится, под его желание выразить почтение княгине Рогнеде. Сначала он с искренним интересом ознакомился со сведениями, которые удалось выжать из Коллоподия и которые можно было показывать посторонним. Ну а потом пришло время идеологической обработки. Спусковым крючком же стал вопрос ярла:

— Хальфдан, а чем же этот ромей такой особенный, по твоему разумению?

— Да тем, друг мой Ратмир, что он — это один из ликов того, что пытается принести к нам на Русь Владимир со своими советниками. Паршивый лик… Хотя не столько лик, сколько другая часть тела. Мстиша!

— Да, ярл…

— А покажи-ка нашему гостя особенность присутствующего пленника.

Помощник Гуннара лишь пожал плечами и без малейших эмоций выполнил требуемое. Проще говоря, подошел к пленнику, за ради такого случая вновь прикованного, и сдернул с того портки, наглядно демонстрируя отличие.

— Вот, смотри… Евнух, он же кастрат. То есть бывший мужчиной, но переставший им быть, — без тени эмоций в голосе разъяснял я Карнаухому увиденное тем. — Вот этого конкретного человека кастрировали еще когда он отроком был Тогда человек, подвергнутый подобному непотребству, становится наиболее смирным, покорным, податливым для влияния. Ну и… особо привлекательным для тех «мужчин», кто делить ложе с мальчиками любит. Сам знаешь, среди ромеев, да и среди того, первого рима это очень распространено.

— Мерзость!

— Согласен. Но одно дело, когда эта мерзость находится «где-то там», а совсем другое, когда ее на наши земли хотят притащить.

— Ты о чем, Мрачный?

— О том о самом, Карнаухий, — нехорошо усмехнулся я, подходя к гостю почти вплотную. — Ты у нас человек умный, тебе лишних слов говорить не надо. А вот другим…

Карнаухий посмотрел на меня, потом на бесштанного ромея-кастрата. Поморщился… Понимая, что видок действительно не радующий, я приказал Мстише восстановить статус-кво, то есть освободить ромею руки. Пусть сам портки оденет. Опасности от него нет, с собой кончать он тем паче не собирается. Характер не тот…

— Я тебе зачем это чудо без порток показывал, Ратмир. Чтобы ты знал, что вот таких вот существ среди ромеев много. А значит есть серьезные опасения, что и тут будут подобных же творить. Из детей тех, кто примет нового бога. Как ты видишь, его слуги ничуть не против подобного издевательства. Да, коллоподий? Ответь нам, сколько тебе подобных при дворе базилевса. Половина или все же треть?

— Скорее треть, господин, — пискнул подтягивающий спадающие портки евнух. — И да, святая наша матерь-церковь считает нас нужными… И важными!

Подобный писк Коллоподия заставил лицо Карнаухого аж перекоситься от омерзения. Ну а последовавшие слова лишь подтвердили первое впечатление:

— Калека, считающий свое уродство естественным и нормальным. У нас, если бы кто из жрецов заикнулся о таком, его бы утопили в болоте. Привязав к ногам камень потяжелее. Признаюсь тебе. Хальфдан, мне захотелось его убить.

— За что?

— Ни за что… из жалости. Он ведь не ненавидит сделавших с ним это. Просто в голову не берет такое. О Перун, да убей же ты молнией тех, кто не только придумал творить такое, но и выдавать за естественную часть мира! Уйдем отсюда. смотреть на ЭТО без веской причины сил моих нет.

Тут возразить было нечего. Все нужное Ратмир уже увидел, так что раздражать его неприятной атмосферой больше не стоило. Он получил свою порцию отравы. Той самой, которая в нашей ситуации лишь во благо. Не нам, а другим, еще не осознающим… не успевшим осознать.

Захлопнулась тяжелая дверь, отсекая нас от клети с находящимся внутри Коллоподием. И сразу же Ратмир облегченно выдохнул, словно мгновенно избавившись от тяжелого впечатления. Хорошо. Но я не мог позволить ему полностью расслабиться.

— Понимаешь, чего я хочу от тебя?

— Да. Наверно, да, — тут же поправился ярл. — Для наших общих целей тебе достаточно было просто дать допросные листы, их часть. Ну и, быть может, покзаать мне этого твоего Коллоподия. Но ты пошел дальше, показав еще и ту мерзость… А ты ничего не делаешь просто так, Мрачный.

— Не делаю. К тому же не ты первый, кому я показываю ромея-евнуха без порток. Да и далеко не последний. Это надо увидеть, после чего услышать слова про обыденность подобного в той же Византии, в иных местах… Хотя там несколько по иному, но не в том суть.

— Продолжай, Мрачный.

— Так я и не думал замолкать, — усмехнулся я. — Расскажи своим знакомым об увиденном и услышанном. Не о кознях ромеев, не о предательстве нашей веры Владимиром и его сворой. О нет! Это другое. более незримое. Доступное не каждому. Зато человек без яиц, лишенный их по сути в раннем отрочестве. Не исключение, а традиция, чтоб ее. Та самая, которую те самые ромеи, с которыми союз наш «великий князек» заключил, могут сюда притащить. И кто станет целью для подобных опытов? Наши дети, Ратмир. Вот ЭТО проймет многих. Согласен?

Крыть тут было нечем. Евнухи, это воистину позорное явление при дворе византийских императоров, сейчас становилось весомым козырем в той игре, что я вел против их империи. Если все получится и этот черный пиар пойдет в массы… От такого Владимиру со товарищи не отмыться. Никак!