Книга Обрученные с Севером. По следам «Двух капитанов» - Роман Буйнов

В пятом часу вечера был обнаружен костный фрагмент теменной части черепа размером 9,5 на 8 сантиметров. Я предполагал, что костный отломок принадлежит, скорее всего, белому медведю. Но главное, чего я не смог увидеть, но что не скрылось от опытного глаза судмедэксперта, это то, что самый край фрагмента имеет следы от воздействия топора! Значит, у группы Максимова или как минимум у найденного нами человека был запас мяса, и медведь был застрелен здесь же, на «кресте» — не потащили же они тяжелую голову хищника через ледник! Логичнее было бы взять чистого мяса без костей. Как потом оказалось в Москве, было еще кое‑что, чего по причине экспедиционной запарки, я пропустил. Пока мы обшаривали мыс Гранта, здесь, между двух огромных камней, ребята обнаружили старое кострище, а рядом с ним несколько костей, также принадлежащих белому медведю. А после экспертизы оказалось, что они имеют зарубки того же самого топора и принадлежат одному и тому же животному. Так потянулась еще одна логическая ниточка.

Вода к палатке за последние три часа все же подступила на несколько сантиметров, но температура воздуха с +12° С начала резко падать, лужа возле палатки к утру стала покрываться морщинками свежего льда, и теперь есть надежда, что нас не затопит.

Больше всего хлопот при работе на морене нам доставляет мелкий щебень, который, стекая нескончаемым каменным ручьем в освободившееся пространство, мгновенно заполняет все, что откапывалось в течение нескольких часов кропотливой работы, досадно сводя все наши усилия на нет. Кусочки вязаной ткани и волосы продолжают попадаться время от времени, поддерживая нас в нужном тонусе. И все‑таки, где голова?

22: 00. Легкий морской бриз сладко убаюкивает монотонным похлопыванием стенок палатки. Через четыре часа очередная смена.

1 августа 2011 года.

06:30. Только что закончили смену. Камни, камни, камни, камни… Они не кончатся никогда. Они везде. Даже во сне мы ворочаем их!

14: 30. Через полчаса радиосвязь с погранзаставой. Настроение унылое: черепа‑то так и не нашли. Собираемся лететь отсюда сразу на обследование мыса Краутера Поневоле начинает казаться, что эта история так и закончится многоточием.

15: 30. До прибытия вертолета осталось два часа Народ методично сворачивает лагерь. Мы с Сашей Унтилой с трудом, медленно переставляя ноги, в очередной раз забираемся на склон морены. Кажется, сделано все возможное. Сжав зубы, остервенело продолжаю разрывать камни, а к горлу подкатывает горький комок. В эти минуты мне меньше всего хотелось, чтобы меня кто‑нибудь видел. Но рядом только Палыч, и для него мое горе понятно без всяких объяснений, хотя даже ему мне не хочется показывать красные не только от ветра глаза. Нужно отработать до конца. Неужели это всё? Неужели никто и никогда так и не сможет до конца разгадать тайну «Св. Анны» и ее экипажа? А может быть, в этом‑то и заключается какой‑то скрытый смысл? Может, у каждого поколения должны быть свои Саньки Григорьевы? Бороться и искать, найти и не сдаваться — лучше ведь и не скажешь. Были же до нас болевшие этой историей люди, мы внесли свою скромную лепту, а после нас обязательно придут и другие? Арктика тает, и может так статься, что еще через сто лет она снова подарит неугомонным потомкам очередную надежду.

Ближе к семи часам вечера наша экспедиция забрасывается вертолетами на мыс Краутера, куда, вероятнее всего, береговая партия Максимова не дошла — они просто не смогли этого сделать. С нескрываемой грустью бредет по побережью наша команда, осматривая окрестности напряженным взглядом, в котором еще теплится слабый лучик надежды: а вдруг?

Но «вдруг» не случилось. Людей Максимова здесь тоже не было, во всяком случае, они после себя ничего не оставили. Пока мы еще осматриваемся, подполковник Кирюшкин натыкается на склоне на медвежью берлогу. Белый медведь, в отличие от бурого, в спячку не ложится. Но их беременные самки роют в снегу яму, предпочтительно на склоне, выходящем к морю, а потом ждут, когда их занесет снегом. Протаивая телом снег и расширяя тем самым берлогу, они добиваются нужных для себя размеров и рожают там своих детенышей. Вот такое у них бесхитростное строительство. В обнаруженной берлоге лежала медведица с одним медвежонком. Заметив чужака, медведица предупредительно вытянула морду и зашипела. Свою и без того нелегкую судьбу Михалыч испытывать не стал, и все обследование берлоги свелось потом к фотографированию ее с вертолета.

Метрах в десяти от меня идет пограничник с автоматом Калашникова за спиной. При наличии охраны мы уже не брали с собой оружие — медведи стали нам почти как братья. А может быть, привыкнув постоянно находиться по разные стороны прицела, мы просто потеряли всякую осторожность. Я подхожу к огромному колоритному камню. Над тяжело вздыхающим морем огромная, пятиметровой высоты глыба возвышалась безмолвным свидетелем событий последних столетий. Трещины на поверхности, словно глубокие рубленые раны, только подчеркивают ее грандиозность и основательность. Я остановился, полностью погрузившись в созерцание камня. Стало уже казаться, что вот–вот и мы сольемся в единое целое, но в это время где‑то совсем рядом вдруг слышу восторженный шепот:

— Как же здесь красиво‑то, правда?

Вздрогнув от неожиданности, я оглянулся: молодой контрактник с автоматом наперевес завороженно смотрел по сторонам и открыто улыбался. На его совсем юном, еще не обветренном временем загорелом лице лежала печать какой‑то неземной, поразившей меня благодати. И понял я, что есть в этих краях что‑то такое, чего в настоящее время встретить можно уже далеко не везде: вот же он, Человек, охраняющий рубежи своей Родины, заброшенный сюда волей судеб в искреннем и по–детски наивном восторге тихо спросивший меня:

— Как же здесь красиво‑то, правда?

Это было совершенно не то, что я здесь искал. Но не это ли главное: суровые люди, стиснув зубы ходившие по этой земле, и совсем еще пацан с автоматом, не скрывающий своего восхищения непорочной красотой:

— Как же здесь красиво‑то, правда?

Улетаю не пустым. Я обрел много больше, чем хотел. За проведенные здесь две экспедиции моя персональная эволюция продвинулась настолько, насколько не двигалась уже добрый десяток лет.

События последующих дней нашего пребывания в Арктике, вплоть до возвращения домой, уже не имели непосредственного отношения к целям и задачам экспедиции, хотя и наложили определенный отпечаток на мои ближайшие планы, поэтому опишу их вкратце.

2 августа 2011 года.

В рамках инспекции территорий федерального заказника «Земля Франца–Иосифа» мы отправились в качестве добровольных помощников с директором Романом Ершовым в облет островов архипелага.

10: 30. Заброшенная полярная станция на острове Рудольфа. Координаты К 81°48'135”» и 057°56'349”» к востоку от Гринвича. Отсюда в мае 1937 года стартовала знаменитая папанинская четверка для работы на первой в мире полярной научно–исследовательской дрейфующей станции «Северный полюс». Станция была открыта в 1932 году, а всего через год ее закрыли. Летом 1936–го станция вновь возобновила свою работу уже и как база воздушной поддержки «СП-1». В 1942 году самая северная полярная станция вновь была предана забвению, а в 1947–м снова открыта. Наконец, в 1995 году, когда многие полярные проекты, достававшиеся столь высокой ценой, были свернуты, ее окончательно покинули люди, бросив на растерзание ветрам и метелям. Официально считается, что она находится на так называемой консервации. В реалиях — это брошенные избы с открытыми дверями и пустыми глазницами окон, до потолка забитые снегом и льдом, брошенная техника и тысячи железных бочек во–круг. Сколько таких умирающих станций я видел потом на заснеженном Севере!