Книга Пять процентов правды. Разоблачение и доносительство в сталинском СССР. 1928-1941 - Франсуа-Ксавье Нерар
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Этот дискурс реформирования государства, назначение которого — не дать в руки «врагов трудящихся»{456} оружия, позволяющего критиковать социализм, не является, однако, единственным. Указание на плохую работу редко существует отдельно от размышлений о причинах возникновения проблемы. Ответ регулярно повторяется один и тот же: все дело в действиях замаскировавшихся врагов. Так, в 1928 году А. Криницкий использует идею о том, что классовая борьба продолжается в скрытых формах, чтобы объяснить своим читателям, что «кулак, нэпманы, вредитель и саботажник социалистической работы прячутся за бюрократа, который, чаще с виду лояльно “служит” советской власти, а на деле сводит политику пролетариата к издевательству над советским законами»{457}.
Мысль, развиваемая Криницким, в эту эпоху встречается повсеместно: в ее основе — тенденция объяснять проявления бюрократизма, недостатки в работе управленческого аппарата пережитками прошлого. Согласно этому тезису, Советский Союз унаследовал от аппарата царского режима его систематические ошибки, его пороки и, главное, людей, в нем работавших. «Мы вынуждены строить социализм с людьми, сформировавшимися при царском режиме», — вот суть передовицы газеты «Правда» от 15 марта 1928 года. Именно это позволяет обосновать и оправдать охоту на людей в государственном и партийном аппарате. «Сигналы» должны помочь защитить государство от врагов, затаившихся в этих структурах. Воздействие подобных идей становится более сильным благодаря конкретным иллюстрациям, таким, например, как широко освещаемые в прессе Шахтинское и Смоленское[142]дела, в связи с которыми говорят о сознательном саботаже{458}. XV съезд партии в декабре 1927 года также подробно обсуждал повседневное поведение (например, «барские» замашки чиновников), которое соотносил с «саботажем» и «преступлениями против Советского государства»{459}.[143]Подобный дискурс присутствует, как мы видим, задолго до масштабных репрессий второй половины тридцатых годов. Изменение характера пропаганды вполне ощутимо, но говорить о полной замене одного дискурса на другой нельзя: оба они присутствуют с самого начала нашего периода; меняется только их относительный вес.
Их соотношение вполне уравновешено до самого 1936 года, что позволяет поддерживать двойственность официального дискурса. Она особенно отчетливо видна в опубликованной в прессе резолюции президиума ЦКК и коллегии НК РКИ 1934 года «О задачах, формах и методах работы бюро жалоб», текст которой написан М. Ульяновой. Особое внимание привлекает второй пункт: в нем обе задачи бюро жалоб тесно переплетены:
«Не оставлять без рассмотрения ни одной жалобы или заявления, обращая сугубое внимание на те из них, которые сигнализируют о нарушении директив партии и правительства, о невыполнении обязательств перед государством и хищениях социалистической собственности, о прорывах в работе предприятий и нарушениях трудовой дисциплины, о засоренности организаций и колхозов чуждыми элементами, нарушениях революционной законности и др., неослабно борясь с бюрократическими извращениями по отношению к трудящимся со стороны отдельных звеньев госпаппарата и его работников, решительно разоблачая бездушное и формально-чиновничье отношение к нуждам и запросам масс»{460}.
Устранению кулаков или всех тех, кто к ним приравнен, придается, следовательно, такое же значение, как и борьбе с нарушением законов или невыполнением постановлений правительства. С 1928 года публикуемые письма и статьи подчеркивают эту функцию жалоб: в «Листках РКИ» в «Правде» многочисленные статьи обсуждают «чуждое» социальное происхождение. Первые статьи этого типа, объединенные заголовком «А что под вывеской?», появляются через месяц после открытия рубрики{461}. Самая агрессивная из них, озаглавленная «Кулацкий оазис», описывает совхоз в Самарской области: «там все обстоит так, как будто бы советской власти нет и не было». Упомянуто только имя директора, некоего Авдеева. Две других статьи называют поименно лиц, обвиняемых в пособничестве кулакам. С этих пор подобные статьи не часто, но регулярно разоблачают в основном бывших частных владельцев, превратившихся в директоров советских предприятий[144]и в каждой повторяется тезис, что оставлять подобных людей на их постах возмутительно.
Желание сохранить «чистоту» советского общества, исключив из него чужеродные элементы, лежит также в основе проходивших в начале 1930-х годов кампаний по составлению списков лишенных гражданских прав, т. н. «лишенцев»{462}. Население призывают участвовать в этой кампании: сообщать о социальном статусе тех, кого власть желает отстранить от гражданской жизни{463} Списки «лишенцев» составлялись согласно довольно точным критериям и ко всему прочему становились достоянием общественности. Использование «жалоб» для борьбы со скрытыми врагами, определение которых меняется в течение всего исследуемого нами периода, является константой. По-настоящему меняются только акценты: в 1937–1938 годах локусом борьбы, основным содержанием публичного дискурса становится единственная функция «сигналов» — выявление «врагов». После провозглашения на пленуме ЦК в феврале-марте 1937 года лозунга, призывающего к «ликвидации последствий саботажа», более «технический» дискурс начала тридцатых годов отходит на задний план. Недостатки в работе отныне связываются только с вредительством и саботажем. Особенная ценность сигналов как раз в том и состоит, как пишет «Правда» в июле
1937 года, что они позволяют «очистить все органы советского государства от вражеских и негодных элементов»{464}. Стержнем пропаганды этой эпохи становится «бдительность»: враги представлены как загнанные, почти побежденные, вынужденные скрываться, но в то же время ждущие подходящего момента, чтобы нанести стране роковой удар. «Сигнал», таким образом, призван защитить страну и не дать ей погибнуть, как погибли «Парижская Коммуна и Венгерская революция»{465}. После пленума Центрального Комитета в январе 1938 года — хотя злоупотребления подобной практикой подвергнуты осуждению[145]— сигналы все еще должны служить для того, чтобы «вскрывать врагов народа, обманным путем пробравшихся в ряды нашей партии, разоблачать их двурушническую тактику»{466}.