Книга Львы и Драконы - Виктор Ночкин

В знак добрых намерений Бельвар выдал гевцам их земляка — дворянчика, захваченного на андрухской земле во время набега, совершенного вопреки приказам Гюголана и Гезнура. Прежде гевский король неизменно вступался за подданных, занимавшихся разбоем на землях соседей, но теперь Андрухский герцог — союзник! Когда пленника приволокли к Гезнуру, тот, едва глянув на беднягу (нет, не знаком!), заявил:

— Можете его казнить, ваша светлость. Он — нарушитель договора, и мои милости на него не распространяются.

— Но… как же…

— Да вот так! — Гезнур, не долго думая, выхватил меч и проткнул земляка. Затем пояснил. — Будь я зол на этого человека, отдал бы маршалу, чтоб из него сделали мертвого солдата… но он все же дворянин и вправе рассчитывать на привилегии.

На самом деле Гезнур просто счел, что из тщедушного дворянчика получится слабый боец, нет смысла тратить на такого янтарь и ману. А потому — немедленная смерть для наглеца станет лучшим исходом. Некогда устраивать церемонии с судами и торжественными казнями! Скорей, скорей!

Глава 24

Когда на горизонте тоненькой синей полоской показались малые горы, Гравелин невольно положил широкую узловатую ладонь на грудь — кажется, сердце пропустило удар… сбилось с ритма… Впереди лежал долгий путь — но вот они, родные края! Больше двух с половиной веков стремился старый король на родину, сколько раз вторгался с огромной армией в Фенаду, сколько раз с небольшой партией проверенных друзей пытался пробраться тайно… и никогда не удавалось оказаться так близко к желанной цели.

Старику почудилось, что он узнает в далекой темной линии очертания знакомых отрогов и скал, он мысленно звал их, будто далеких, но нежно любимых родичей, называл горы старинными, теперь почти забытыми именами, — и сам не понял, что произошло, когда огромная тяжелая слеза скатилась по морщинистой щеке на ослепительно-белую бороду. Шагавший рядом адъютант, почти такой же старик, как и сам Серебро, с тревогой обратился к полководцу, но тот лишь улыбнулся в ответ — улыбнулся широкой улыбкой, улыбкой совершенно счастливого существа.

— Малые горы, — только и смог промолвить, указывая далекий силуэт.

Соратник промолчал. Он понимал все, очень хорошо понимал…

Тяжело громыхая сталью, отряды Гравелина маршировали по фенадской земле, и каждый шаг приближал их к новой родине. Или к старой родине? Местные не пытались препятствовать войску нелюдей, а города и укрепленные замки Серебро обходил стороной, а население деревень спасалось бегством, едва завидев марширующих бородатых карликов. Почему, Гравелин не понимал — пока не увидел впервые убитых сородичей. Он-то не мог знать, что по странной прихоти судьбы уход с берегов Золотой совпал с началом избиения его соотечественников в Фенаде. И вот… К Гравелину, шагающему во главе центральной, самой многочисленной колонны, прибежал запыхавшийся командир авангарда. Бедняга был так взволнован, что не мог говорить — только тыкал пальцем и тяжело дышал. Удивленный Гравелин последовал за ним и увидел дерево, с которого, словно чудовищные плоды, свисали окровавленные тела гномов. Сперва Серебро не сообразил, чьи трупы снимают его воины с прогнувшихся под страшным грузом ветвей — мертвецы были выбриты. Это было куда страшнее, чем просто убийство или даже оскорбление — это было святотатство… Подошла колонна, и гномы поочередно проследовали мимо мертвых сородичей, которых уложили в траву, пока торопливо копают могилы. Четверть часа спустя покойных предали земле, и Гравелин развернул свою армию в направлении поселка. Жители разбежались, едва завидев приближение гномьего войска — как и прежде на пути следования Гравелина. Серебро велел гномам обойти близлежащий лес, перекрыть тропинку, ведущую к ручью, затем приказал поджечь деревню. Когда огонь поднялся над жалкими крышами, из лесу выбежали несколько человек — страх перед гномами боролся в них с желанием спасти горящее добро. Когда гномы бросились наперерез, деревенские снова скрылись между деревьев, тогда Гравелин велел поджигать лес. Наверняка в пламени погибло немало селян, а тех, кто пытался уйти, перебравшись через ручей, без пощады изрубили. Затем Гравелин велел сжигать все встречные поселения — путь его армии был отмечен не гаснущими пожарами, так как гномы не препятствовали распространению пламени, а люди разбегались, боясь мести нелюдей куда больше, чем огня… Еще один раз попалось воинам Гравелина место расправы над гномами, явившимися сюда в Фенаду по приказу короля-под-горой, но теперь изловить виновных не удалось — молва опережала армию гномов, и все живое спасалось бегством от нелюдей, за которыми следовали огонь и смерть… И все выше и выше поднимались на горизонте Малые горы, все отчетливей вырисовывались очертания пиков на фоне неба — по утрам густо-синего, днем — прозрачно-голубого, почти белесого, а по вечерам багрового.

Наконец земли Фенады остались позади, здесь надлежало остановиться, и подождать идущие из Вольных гор семьи воинов. Караван сопровождал отряд в сотню бойцов, и он должен был, согласно плану, двигаться глухими, почти не заселенными землями, однако за судьбу женщин брала тревога — не встретиться бы им с врагом более опасным, чем жестокие селяне, земли которых жгли накануне.

Гравелин велел выстроить свою армию и обратился к соратникам с речью:

— Когда войдем в горный край, помните, что мы явились к тамошним людям с миром, — объявил старик. — Всем нам горько было видеть жестокие поступки злобных фенадцев, но здесь, на нашей родине обитают иные люди, совсем другое племя. Надеюсь, что добро, исходящее от древних камней нашей родной страны, смягчило их сердца, сделало похожими на нас, вдохнуло как отвагу, так и верность, присущую нашему народу. Я не забыл, эти люди тоже дрались против наших братьев, которых привел в Малые горы неблагодарный и недальновидный Крактлин. Что ж, постараемся если не простить им, то все же воздержаться от мести… и вожди горных людей обещали мне, что поступят так же. Призовем же Гилфинга, братья! Пусть поможет нашим семьям без вреда и ущерба добраться сюда.

Полководец умолк и, запрокинув к темному вечернему небу лицо, попытался мысленно призвать Отца… но тщетно. Под сердцем не было ничего — ни тепла, ни легкого прикосновения чего-то огромного, величественного и вечного… Гилфинг не слышал своих истинных детей.

* * *

Крактлин брел по крепостной стене, кивал угрюмым гномам, машинально похлопывал по недавно установленным деревянным щитам и поминутно бросал взгляд наружу — туда, где под горой копошились люди, воздвигая неуклюжие сооружения. Будь у Крактлина время и побольше материалов… Однако что толку горевать о невозможном? Нет достаточно толстых бревен, нет достаточно упругих жил, нет достаточно прочных веревок. Приходится обходиться тем, что оказалось на стройке.

Пока что удалось соорудить одну только из придуманных им машин — работающую на противовесах. Конечно, выстроенная на скорую руку катапульта вышла не слишком надежной.

Доски, связанные вместе и охваченные для прочности медными полосами, скрипели и потрескивали при выстреле, поэтому Крактлин велел выбирать для снарядов камни половинного веса. Вот с камнями проблем не возникало — их на вершине горы было в избытке. Камни грудами лежали у катапульты, камни сносили к стене, готовясь отбить приступ… Крактлин остановился и поглядел во двор — туда, где команда катапультщиков заканчивала возню, предшествующую выстрелу. Один осторожно опустил каменный снаряд в ложе, другой палкой постучал по тягам, прислушиваясь к звуку, махнул рукой — мол, порядок. Третий мастер взмахнул молотом и выбил запор. Противовесы пошли вниз, рычаг с люлькой взмыл в небо, с грохотом и треском ударил о перекладину — камень полетел над головой Крактлина… Полководец проследил траекторию снаряда — не совсем удачно, камень рухнул между палатками лагеря и людьми, копошащимися у палисада. Неплохо, конечно — когда снаряд врезался в каменистую почву, подняв рой осколков, людишки присели, испуганно озираясь, и выписывая руками круговые движения. Крактлин знал, что так они надеются призвать Отца. Глупость, людская глупость…