Книга Там, где течет молоко и мед - Елена Минкина-Тайчер

Знаешь, Хана, я устал. Устал переживать за страну, бороться за служебные успехи, ложиться в чужие постели с чужими женщинами…

У нас такой хороший уютный дом, девочки подрастают умницами и красотками, Галь наконец отслужил. Вся эта история с Индией не больше чем мальчишеское увлечение, разве я не понимаю. Вернется как миленький, и поступит в тот же Технион, и родит своих детей, и они поступят в Технион… Чем плох этот путь? Тем более мы не знаем никакого другого.

Иногда мне так хочется просто посидеть с тобой рядом, ты до сих пор прекрасно выглядишь, ты до сих пор привлекаешь меня. Зачем эти бесконечные разборки и пережевывание старых обид? Честно говоря, я очень ждал этой Индии, надеялся, она как-то сблизит нас. Может, все-таки поехать? Старики простят, в конце концов, не так часто я их обижал?

Вот дверь открылась, ты поднимаешься по лестнице. Мне ли не знать твоих шагов…

2

Какой приятный день сегодня. Жара наконец спадает.

Да, я опять задержалась после работы, но ты даже не спрашиваешь, который час.

Не волнуйся, Шмулик, я не нарушу твой покой и не стану приставать с разговорами. Можешь спокойно читать газету, надеюсь, хоть она тебя чем-нибудь порадует!

Ничего другого от твоих родителей я просто не ждала, можешь не беспокоиться. И не собираюсь сводить счеты со стариками, пусть делают что хотят.

Впрочем, они всегда делали что хотели. Как и ты. Как и твои братья. Стойкое положительное семейство Шварц!

Родители были так довольны моим браком, – хорошая культурная семья, ашкеназы. И никто не заметил главного: твоя мать пережила Катастрофу! Казалось бы, что это меняет, все дети родились уже в Израиле. Но ты лучше всех знаешь, что случилось с твоей матерью. У нее не осталось сил жить, вот что с ней сделала Катастрофа.

Ты же никогда не знал ни любви, ни ласки! У твоей матери не осталось сил даже на любовь к собственным детям! Может быть, только с младшим она пробудилась, но это уже ничего не меняло для нас с тобой.

Как мне хотелось в наши первые годы приласкать тебя, обнять, положить голову на плечо…

Но ты ничего не понимал. Любая нежность вызывала только одну реакцию – завалить меня на кровать и расстегнуть брюки. Я просто боялась твоих жестких бесстыдных рук, которые сразу лезли в интимные места, вызывая унижение и боль.

Ты никогда не мог просто обнять меня, погладить по голове… Особенно во время беременности, когда так нужны поддержка и внимание. Но ты окончательно терял интерес, если не светил секс, ты вовсе не замечал меня в это время. Хорошо, что после Галя родились близнецы, я бы не выдержала третьего раза. Это я-то, которая всегда мечтала иметь много детей!

Знаешь ли ты, что у меня никогда не было другого мужчины? Теперь я страшно жалею. Все больше приходится стыдиться собственного тела – позорных складок на боках, дряблого подбородка. Уже никому не понадобятся мои безумные ласки, которые я сочиняла ночами под твой равнодушный храп. Мои груди и плечи мерзли от одиночества. Чтобы уснуть, я научилась удовлетворять себя сама, прямо в постели, благо тебя ничто не могло разбудить.

Зачем я вспоминаю все это? Зачем я живу своими обидами? Не знаю. Наверное, их было слишком много.

Я училась лучше всех в семье, я обожала читать, уже в восьмом классе я победила на конкурсе юных переводчиков. Даже мой папа, который всегда потакал мальчишкам, согласился оплатить учебу в университете. А ведь у него было семь детей.

Разве это интересовало тебя или твоих родителей? Магазин – вот что вас интересовало! Твоему отцу требовалась помощница, а тут – молодая невестка, что может быть лучше? Бесплатно и надежно.

Вместо университетских друзей я обрела общество твоего отца с его вкусами и взглядами на жизнь!

Чего стоила вывеска, которую он прилепил над входом – нелепая дама в нелепой шляпке, какие сто лет никто не носит. Хорошо хоть убедила ее убрать. Дай ему волю, он бы весь магазин заполонил бархатом и шотландкой.

«Шварц и сыновья»! Посмотрела бы я на его сыновей, особенно на чистюлю Эяля, за прилавком. Как он меряет ткань или торгуется с марокканской мамашей за метр тюля!

Если бы я не забеременела тогда, то просто сошла бы с ума!

И тут началось самое страшное – ты не хотел этого ребенка! «Почему не подождать пару лет?» – вот что ты сказал!

В то время как ребенок уже жил во мне! И это был Галь, Я даже сейчас с ужасом думаю, что мы могли его убить!..

Боже, какое это было счастье – ощутить в себе его движение, его отдельное самостоятельное существование. Я будто плыла по небу, ничто не могло меня огорчить, я любила весь свет, даже твоего отца, потому что в нем была частичка моего ребенка.

Ты мог бы радоваться вместе со мной, но тебе было некогда. Тебе всегда было некогда…

Да, ты прав, со временем я полюбила наш магазин. Я превратила его в настоящее элегантное заведение с прекрасным выбором тканей. Я даже начала шить на заказ, я всегда любила рукодельничать.

А какой прекрасный костюм для карате я сшила Галю! Весь класс приходил смотреть.

И как быстро он вырос из этого костюма…

В первый год в армии, ты помнишь, они все время пропадали на границе.

Он скрывал, мой бедный мальчик, но разве трудно было догадаться. Тем более я каждый день звонила Мирьям. Впрочем, откуда ты можешь знать про Мирьям, мы, матери, договорились скрывать, что общаемся друг с другом.

Я пыталась хоть как-то облегчить его жизнь – перешивала жесткие воротнички на рубашках, вязала теплые носки. Они же так мерзли ночью на улице!

А потом он принес эту сумочку…

Самая обыкновенная брезентовая сумка, какие носят на поясе. «Мама, – сказал мой мальчик, – придумай что-нибудь получше, здесь очень карман глубокий, трудно доставать гранату».

Он носил в ней гранаты! Мой маленький солдат, он мог не достать гранату и погибнуть из-за какого-то кармана на сумке!

Что я ответила ему, как ты думаешь? «Мне нужны точные размеры», – вот что я ему ответила. «Нет ничего проще, – сказал мой сын, – в следующий раз я просто принесу саму гранату».

За два дня я сшила эту сумку. Замечательную сумку, легкую и прочную. Граната плотно лежала в наружном кармане и выскакивала при малейшем движении, я примеряла много раз. Мой мальчик мог спокойно достать ее при первой необходимости. И первым убить. Убить другого сына другой матери, которая не умела так хорошо шить.

Я сшила такие же сумки всем мальчикам его взвода.

Потом я сшила кармашки для пулеметных патронов, чтобы они выскакивали бесшумно и арабский снайпер не мог засечь моего сына по треску пулеметной ленты.

Галь откровенно гордился моими успехами.

Через месяц его посетила новая идея. «Сандали! – радостно сказал он. – Мама, ты должна придумать такие широкие-широкие сандали, типа лыж, чтобы они не проваливались в землю. Чтобы можно было ходить по минному полю».