Книга Женщина на грани нервного срыва - Лорна Мартин

Что ж, в свингер-клуб я не попала, но зато просканировала свои яичники — на благо всего человечества. Это было примерно через год после рождения Льюиса.

Однажды я небрежно спросила маму, в каком возрасте у нее наступил климакс, и она столь же небрежно ответила: «В тридцать девять лет». Мне будто с размаху врезали по яичникам. Тридцать девять лет! Подобно большинству женщин на четвертом десятке, я представляла себе климакс как неприятную, но неизбежную трансформацию, которая постигает пожилых леди с седыми волосами и варикозом. По словам экспертов, средний возраст менопаузы — пятьдесят один год, но, когда тебе немного за тридцать, кажется, что до этой цифры еще полжизни. Мне и в страшном сне не могло присниться, что я рискую потерять способность к деторождению до того, как встречу мужчину своей мечты, выйду за него замуж и произведу на свет троих, а лучше четверых ребятишек — очаровательных карапузов, которых тут же пригласят рекламировать подгузники.

Я задалась вопросом, передается ли ранний климакс по наследству, и, конечно, решила, что передается. Главное было — не паниковать. Для начала я сделала то, что делают все образованные взрослые люди перед лицом неприятной правды, — налила себе огромный бокал вина. Но долго игнорировать проблему не получилось. Едва слышное внутреннее «тик-так», которое неизменно сопровождало меня с тех пор, как я начала играть в «дочки-матери», то есть лет с пяти, переросло в оглушительный трезвон будильника. Я стала прикидывать, какие у меня есть варианты. Набрала в поисковике слова «одинокая женщина» и «усыновление». Оказалось, таких, как я, много. Но я тут же наткнулась на предупреждение: «Если вы хотите усыновить ребенка, чтобы спастись от одиночества, чтобы у вас была компания или потому что так делают знаменитости, — притормозите». Я притормозила. Может, попросить кого-нибудь из приятелей пожертвовать мне немного спермы? Или напиться и отдаться первому встречному, который покажется более-менее приличным человеком? Или попытаться наладить отношения со своим бывшим? Из него точно получился бы прекрасный отец. Или заморозить свои яйцеклетки?

Затем мне пришла в голову еще одна мысль — чуть более здравая. В прошлом году двое шотландских ученых обнародовали гипотезу, согласно которой время наступления менопаузы, возможно, связано с объемом яичников. Разумеется, в средствах массовой информации по всему миру тут же разгорелись ожесточенные споры о том, стоит ли давать «эгоистичным карьеристкам» доступ к первому в мире достоверному «тесту на климакс». В приступе отчаяния я связалась с этими исследователями и стала чуть ли не на коленях умолять их взять меня в подопытные кролики. Как и следовало ожидать, поначалу от меня отмахнулись. Ученые уже отвергли несколько сот подобных запросов, поскольку они просто выдвинули предположение и им предстояло еще раздобыть деньги для проведения долгосрочного крупномасштабного исследования.

Я пообещала, что особо подчеркну в статье этот момент. Я заверила их, что не буду воспринимать результат как истину в последней инстанции и не подам на них в суд, даже если они промахнутся лет на десять. Через несколько недель я сидела в цветастом больничном балахоне, ожидая трехмерного сканирования своих яичников. А еще через несколько недель написала статью как первая в мире женщина, прошедшая этот скандальный новый тест. Мне предсказали наступление климакса в районе пятидесяти одного года — нормальное среднее значение. Никогда в жизни я так не радовалась тому, что я самая обыкновенная. Ну или по крайней мере, у меня обыкновенные яичники.

— Я бы на твоем месте от стыда умерла, вспоминая эту историю, а особенно статью, которую ты накропала. Говорю с точки зрения психолога, — заявила Кэти, когда притихший было народ в баре снова разговорился.

— Согласна, мне немного не по себе. Но от стыда еще никто не умирал.

Я где-то вычитала эту фразу и была готова под ней подписаться. Мне тысячу раз хотелось от стыда провалиться сквозь землю — и тем не менее я до сих пор была жива.

Была середина июня. Уже почти две недели я не брала в рот спиртного. Конфуз с Кристианом остался далеко позади. Я искренне наслаждалась тем, что вновь полностью контролирую свою жизнь, и снисходительно поглядывала на слабовольных неудачников, которым необходима выпивка, чтобы хорошо провести время. С того вечера, когда я, пьяная, пыталась залучить Кристиана к себе домой, мы с ним не общались. Я постаралась подвести жирную черту под своим злополучным романом. Много месяцев я донимала Эмили, требуя рассказывать мне все, что говорят про Кристиана ее коллеги, — годилась любая мелочь. Теперь же я попросила ее вообще не затрагивать при мне эту тему, даже если случится нечто из ряда вон. Моя внутренняя доктор Дж., неодобрительно прищелкнув языком, заявила, что я отгораживаюсь от неприятных переживаний и бросаюсь из одной крайности в другую, — но мне было наплевать. Я по-прежнему думала о нем день и ночь, но больше не вынашивала планы написать разоблачительное письмо его жене или вторгнуться в его жизнь каким-либо иным способом.

Первый «трезвый» выход в свет дался мне гораздо легче, чем я предполагала. Я никому ничего не сказала, и никто ничего не заметил. Весь вечер я разгуливала с бокалом шампанского, наполненным на три четверти, и время от времени, подавляя желание хлопнуть содержимое залпом, делала вид, что пригубливаю. В другой раз, на ужине с друзьями, было труднее. Вечеринка мало походила на типично шотландскую: пили умеренно, под хорошую закуску. Кто-то сказал, что я настоящий герой — дескать, воздержание требует сверхчеловеческих усилий. Во мне еще больше разыгралась мания величия.

Я стала лучше выглядеть, по утрам чувствовала себя бодрее и питалась более сбалансированно.

— Алкоголь — зло, — объявила я как-то вечером Луизе и Кэти, известным любительницам вина. — Обожаю трезвость. — И отпила минералки.

Они рассмеялись.

— Ты в плену иллюзии, — сказала Кэти.

— Вы просто завидуете, — высокомерно ответила я, — потому что вам не хватает силы воли и самодисциплины.

— Ты говоришь, как наши пациенты, — усмехнулась Луиза. Она была среди тех, кто помог открыть в клинике «Прайори» в Глазго отделение расстройств пищевого поведения. С каждым днем клиентов там становилось все больше. — Они полностью отказываются от еды и считают, что это победа. Черное или белое, все или ничего. Мыслить такими категориями ненормально, Лорна. В жизни главное — уметь вовремя остановиться.

Но за день до двухнедельного рубежа мое воздержание выбросило белый флаг. Это случилось на одной вечеринке. Я знала, что там будет Кристиан, и весь день мучилась вопросом: ходить или не ходить. Главный аргумент «за»: я увижу Кристиана. Главный аргумент «против»: тот же самый.

Наконец я умудрилась убедить себя в том, что пойти на эту вечеринку мне абсолютно необходимо. Мол, смогу проверить свои чувства. Да и нельзя бегать от него вечно, мне необходимо закалять свой дух.

Стоял прекрасный летний вечер. Толпы офисных тружеников осаждали уличные кафе. Мы с Кэти, Рэчел и Эмили встретились в семь вечера в баре «Гандольфи» и отправились оттуда в кафе «Арта», где проходила вечеринка. Я сразу заметила Кристиана. Как обычно, он выглядел неотразимо. А потом я заметила Шарлотту. Как ни горько это признавать, она тоже смотрелась сногсшибательно. На ней было маленькое черное платье с открытой спиной. Сомневаюсь, что юристы ходят в таком виде на работу. Должно быть, она переоделась для вечеринки. Что бы там ни говорила Кэти, Шарлотта явно излучала бронебойную самоуверенность. За ней повсюду таскался симпатичный парень — возможно, бойфренд или просто несчастный влюбленный. В руках он держал ее жакет и сумочку.