Книга Блюз мертвых птиц - Джеймс Ли Берк

Джессе покачал головой:

— Нет, не припомню.

— Выведи его отсюда, — сказала Хелен.

Лебуф громко выдохнул через нос и покинул офис Хелен, сопровождаемый удушливым запахом сигарет, словно грязным флагом. Но на этом все не закончилось. Через пять минут я стоял у стойки возврата личных вещей задержанных, где помощник шерифа передал Лебуфу желтый конверт, где находился его бумажник, ключи, мелочь и зажигалка. Я наблюдал, как он методично раскладывает вещи по карманам, праздно глядя из окна на грот матери Иисуса в тени дубов.

— Вы не против, если я взгляну на вашу цепочку для ключей? — спросил я.

— А что в ней такого интересного? — буркнул он.

— Брелок. Это рыба-пила. Прямо как та, что была нарисована на носу лодки, на которой была похищена Блу Мелтон.

— Это просто чертова рыба. Какое еще дерьмо ты попытаешься на меня повесить?

— Помню, я видел эту эмблему на другой лодке много лет назад. На глубине шестидесяти футов, к югу от Кокодрай. Рыба-пила на рубке нацистской подводной лодки. В 1943 году ее потопил пикирующий бомбардировщик Береговой охраны. Правда, интересное совпадение?

— Да иди ты со своей чушью к дьяволу, — прошипел Джессе.

Позже я два раза звонил на ту лодочную пристань, чей номер Хелен нашла в распечатке телефонных звонков Лебуфа. И каждый раз мужчина, отвечавший на звонок, говорил, что ничего не знает о белой лодке с рыбой-пилой на носу.

Глава 11

Тем же вечером через дом от нашего у обочины остановился «Кадиллак» Клета Персела. Мой друг пересек передний двор и мягко постучался в дверь, словно был чем-то занят или озабочен. Я открыл дверь и увидел его автомобиль в тени, подсвеченный одинокой искрой красного солнечного света, пробивающегося через дубы, закрывавшие над ним небо. Воздух был влажным и теплым, деревья вдоль канала пульсировали птичьим щебетанием и возней. Клет развернул мятную конфету, покрытую тонкими зелеными полосками, и положил ее в рот.

— Что с лицом? — спросил он.

— Была одна ситуевина в Лафайетте. А ты чего так далеко запарковался?

— Масло течет.

— Я думал, что ты в Новом Орлеане. Заходи.

— Думаю, полицейское управление Нового Орлеана все еще хочет повесить убийство Фрэнки Джиакано на меня. Я буду в мотеле, увидимся позже. Просто хотел сказать тебе, что я в городе.

Сквозь сумерки я разглядел фигуру, сидящую на пассажирском сиденье его машины, хотя верх и был поднят.

— Кто у тебя там?

— Помощника взял.

— Какого помощника?

— На временную работу.

— Мне вчера один парень пытался из дробовика башку снести. Палил сразу из двух стволов. Полиция Лафайетта думает, что это один из отморозков, которым я показал дорогу за решетку лет десять назад. А заказал ему меня, возможно, отставной детектив по имени Джессе Лебуф.

— Почему же ты мне не позвонил?

— Кто в «кадди», Клет?

— Это тебя не касается. Этот чувак Лебуф связан с Пьером Дюпре и всеми этими прочими делами с Голайтли, Граймзом и Фрэнки Джи?

— Лебуф — тесть Пьера Дюпре.

— Этот парень похож на переполненный унитаз, то и дело проливающий дерьмо на пол. Думаю, пора нанести ему визит вежливости.

— Ты лучше дослушай до конца, — сказал я.

Мы сели на ступеньках веранды, и я рассказал ему о стрельбе у дома Варины Лебуф в «Бенгальских садах», об угнанном грузовике-рефрижераторе, которым пользовались стрелок и водитель, о связи между семьей Лебуф и Пьером Дюпре, о фирме под названием «Редстоун Секьюрити» и брелоке в виде миниатюрной рыбы-пилы на связке ключей детектива в отставке.

— И на той затонувшей посудине, которая дрейфовала туда-сюда по континентальному шельфу, тоже была рыба-пила? — спросил Клет.

— Я в этом уверен.

— Лебуф какой-то законспирированный нацист, что ли?

— Сомневаюсь, что он даже слово это написать сможет, — ответил я.

— Дэйв, что-то тут не вяжется. Мы говорим об эмблеме на «Крис-Крафте», на котором похитили девчонку Мелтон, а теперь еще и о рыбе-пиле на подводной лодке и на связке ключей? При этом парень с этой связкой ключей — тесть другого парня, который наполовину еврей?

— Неплохо ты подытожил.

— Подозреваемый в стрельбе, этот Ронни Эрл Патин, пока на свободе, так?

— Так.

— Думаешь, это он стрелял?

— Я видел стрелка от силы секунды две, прежде чем он пальнул мне в лобовое стекло. Тот Ронни Эрл Патин, которого я упек на нары, был жирдяем. Парень в рефрижераторе излишним весом не страдал. Так кто в «Кадиллаке», Клет?

— Моя последняя пассия. Она работает в Обществе человечности, занимается усыновлением таких же жалких лузеров, как я.

Я положил ему руку на плечи, казавшиеся твердыми, как булыжники из волнореза в заливе.

— Партнер, тебе не кажется, что ты уже с головой закопался в это дело?

— Завязывай! Проблема здесь не во мне. Ведь это ты чуть ведро дроби в лицо не огреб. Послушай меня. Все это как-то связано с крадеными или поддельными картинами. Такие попадают в частные коллекции людей, желающих контролировать мир искусства. Они не только стремятся к тому, чтобы редкие картины принадлежали только им, они хотят, чтобы эти картины никто, кроме них, никогда не увидел. Они как охотники на сафари, прячущие свои трофеи.

— Откуда ты это знаешь?

— Это не секрет. В мире искусства существует криминальная субкультура. Ее клиенты — жадные стяжатели и говнюки, их легко взять за жабры. Я у Голайтли видел письма по электронке от известных художественных салонов из Лос-Анджелеса и Нью-Йорка. Я проверил имена в полиции Нью-Йорка и связался с парой частных детективов в Лос-Анджелесе.

— Здесь дело не только в краденых произведениях искусства. Здесь что-то больше, — ответил я.

— Например?

— Что тебе известно о «Редстоун Секьюрити Труп»?

— Работают из Галвестона и Форт-Уорта, если я не ошибаюсь.

Знаю, что они много работы проделали по государственным контрактам в Ираке. Я слышал истории о том, как их люди беспорядочно убивали гражданских.

— Я могу познакомиться с твоим временным помощником?

— Нет, она устала. Да и что ты привязался к моему помощнику?

— Мне звонил Джимми Пятак. Он сказал мне, что Конт Кобона дал тебе наводку на твою же дочь.

— Джимми Пятаку стоило бы попридержать язык.

— Что ты задумал, Клет? Думаешь, можно изменить прошлое?

— Приятель, не дави на меня, и так тяжко.

— Поступай, как знаешь, — я наконец смирился.