Книга Дневник плохой мамаши - Кейт Лонг

— Тебе кажется, что ты предаешь ее?

— Да.

— Идем пить чай.

Лео повел меня из галереи. «Рассчитано на неискушенного зрителя, но все равно посмотреть было приятно», — сообщил он даме на выходе. Мы пересекли дорогу и устроились в кафе.

— Вот еще кое-что вспомнилось только сейчас, — сказала я, ковыряя ложкой в сахарнице. — Ты в детстве не верил в «похитителей сахара»?

— Кто это?

Я стала выравнивать сахар ложечкой.

— В начальной школе мы думали… Знаешь, разные летающие по воздуху семена — вроде пушинок одуванчика, и другие тоже… Ну, мы думали, что это насекомые и питаются они сахаром. Я их все время находила в кладовой. И я долгие годы верила, что «похитители сахара» существуют.

— Никогда о таком не слышал! — рассмеялся Лео. — А еще что-нибудь такое было?

Я рисовала узоры на сахаре.

— Про кусочки битого стекла с могил знаешь?

— Нет.

— Если принести такой кусочек домой, то тебе будет являться дух того, с чьей могилы ты унес стеклышко, пока обратно не вернешь.

— И как, не пробовала?

— Нет. Слишком страшно. А вот один мальчик из нашего класса попробовал. Он потом рассказывал, что к нему ночью приперлась страшная старушенция. Он, правда, жил со своей бабушкой — может, это была она.

Лео хохотал до слез.

— Хватит, хватит! А то я подавлюсь булочкой.

— А еще была целая эпопея с засосами. Мне было лет восемь. Мы тогда еще не знали, что это — такое. Но было модно ставить себе засосы на руках. У некоторых мальчишек руки были просто фиолетовые. Удивляюсь, как никто не позвонил в Общество защиты детей.

А потом одну девочку, Шэрон Доус, мать застукала за этим делом и сказала ей, что от этого может быть рак кожи. Все тут же прекратили. Кроме Кристофера Флинта, но он был ненормальный. Его потом отправили в спецшколу в Литл-Левере.

Теперь уже мы вместе покатывались со смеху.

— Напоминает Гэвина Кроссли, — заметил Лео. — Вряд ли он у нас надолго задержится, если будет продолжать в том же духе.

— Нет, тот был намного хуже. Однажды он опрокинул на брата шкаф. И еще выстрелил из духового ружья в хозяйку газетного киоска миссис Портер, когда та отказалась выдать ему пачку газет, чтобы разнести по домам.

— Да-а, деревенские чудаки.

— Счастливые времена!

— Так как, поедешь ты в Лондон или нет?

— Ума не приложу. Брошу монетку. Нет, лучше посчитаю изюминки в булочке. Чет — еду, нечет — нет. — Я взяла нож и принялась кромсать булочку. — В любом случае потом могу передумать.

* * *

В детстве у меня никогда не было новых вещей. Кроме парадных туфелек, в которых я ходила по воскресеньям в церковь, я все донашивала за кем-то. Поэтому меня всегда ставили в самый конец, хотя я только один раз пропустила поход в церковь — когда сломала руку. Под флагом всегда шла Энни Кэтерол, потому что у нее было красивое белое платье. А ведь она даже никогда не ходила в воскресную школу. Но ее ставили впереди — просто потому, что родители могли ее прилично одеть. Мою подругу Лили Олкер как-то поставили держаться за ленточку от флага. Не знаю уж, как ей это удалось, — отец-то у нее был инвалидом. Видимо, одолжила у кого-то платье. Так вот, потом эта ленточка оборвалась, Энни забрала ее себе, а дома вплела в косичку. Когда родители это увидели, то и ленточку забрали, и хорошенько выпороли. Так что, может, и лучше, что я всегда шла в конце.

Меня сильнее всего выдрали, когда я взяла поиграть все мамины пуговицы. Мы рисовали на земле круг, и надо было закинуть в него пуговицу — кто попадет, может выбрать себе любую пуговицу у других. Меня и раньше мама не раз за это ругала, но в детстве — все нипочем. А еще мы играли в чижи и в салки. В чижи — интереснее всего. Хотя теперь уже, кажется, эту игру забыли. А играли так: брали «чижа» — толстый колышек с заточенным концом, клали его на кирпич, так чтобы острый конец висел в воздухе, потом другой палкой надо было сбить чижа. Некоторые мальчишки умудрялись через всю улицу запустить. А дальше надо было отгадать, сколько до него шагов. Иногда бегали наперегонки, но я не выигрывала. Никогда не умела бегать. Как-то я даже участвовала в беге с препятствиями, но просто потому, что все записались. Я все равно прибежала последней.

В те дни все мы жили бедно. В лучшие времена бабушка Флорри пекла пироги на дрожжах, делала мясной пудинг и говяжий студень. По улицам ходил продавец требухи и зазывал народ. А после войны — но я все равно еще маленькая была — мама брала в церкви хлеб. Его выдавали бедным — по две булки в неделю. Попрошаек много стало, и шахтеры болтались без дела — работы-то не было.

Сейчас уже я понимаю, какой замечательной женщиной была моя мать. Ведь мы с Джимми никогда не страдали от того, что мы бедные. Жаль, что она еще дольше не прожила.

* * *

Аня позвонила, сказала, что идет в школу узнавать результаты экзаменов, предложила там встретиться.

— Близняшки предлагают потом посидеть в парке, если не будет дождя. Они страшно хотят тебя видеть. И я тоже. Идем, хоть прогуляешься.

У меня не было сил даже оторвать голову от подушки, но в итоге я все же пошла. Без Дэниела просто ужасно. Я скучала по нему больше, чем по Полу. Если сравнивать тоску с болью — то в случае с Полом боль была резкая, но накатывала только временами, а вот тоска по Дэниелу — глубокая, ноющая. Мне казалось даже, что я подхватила грипп.

Я надеялась, что увижу его в школе. Теоретически результаты экзаменов можно узнать с десяти до двенадцати, но переживающие подростки выстраивались у дверей уже без десяти десять, а когда двери отпирали, вся толпа с криками вламывалась внутрь. Я решила подойти к трем минутам одиннадцатого, так чтобы не пришлось стоять снаружи у всех на глазах. Обычно попозже приходят либо те, кто уверен, что получит высший балл, либо те, кто и так знает, что не пройдет. Что тут начинается! Завзятые шутники делают вид, что страшно удивлены своей оценке и ожидали худшего. Девочки обнимают своих рыдающих подруг, чувствуя себя виноватыми в том, что сдали лучше. Учителя поздравляют тех, кого можно поздравить, и стараются не смотреть в глаза тем, кого поздравить нельзя. Атмосфера нервная. Терпеть не могу узнавать результаты.

На эти несколько минут все напрочь забыли, что я беременна. Мы с Аней стояли посреди этого хаоса. Вскрыли конверты. Пару секунд осознавали, что там написано, потом радостно завопили:

— У меня «А»!

— Ну меня тоже!

Аня горячо обняла меня, и мы как пьяные побрели на улицу. Нас догнала миссис Карлайл.

— Молодцы. Жду вас на следующий год. — Она улыбнулась. — А это тебе, там мой номер телефона. Звони в любое время, если захочешь. — Она протянула мне запечатанный конверт. — Только смотри не давай мой номер кому попало. Не хочу, чтобы мне все лето звонили всякие сумасшедшие!