Книга Власть мертвых - Ольга Погодина-Кузьмина

Не добавила гармонии в их отношения и свадьба Максима, когда новые родственники почти демонстративно выказали Марьяне свое пренебрежение. Все, что она слышала об этой семье от Салова и других, было в той или иной мере чудовищно, но Георгий прекрасно с ними ладил, словно бы не замечая их непорядочности, чванства и дурновкусия. И Максим, которого, как ей казалось, спасала до времени наследственная козыревская брезгливость, был заражен уже теми же болезнями.

Сама же Марьяна успела проникнуться отвращением к показной роскоши и плоской демагогии, призванной оправдать неандертальское свинство московской элиты. Поэтому она так и не завела подруг ни среди скучных терпеливых «старых» жен, ни в кругу вульгарных «новых». Раз от раза ей все неприятнее было слушать рассуждения друзей Салова о том, что деньги – легальный механизм социальной сегрегации в демократическом обществе, где в теории все имеют равные права, но главные радости жизни вкушают только избранные. Салов не рассуждал, но нахватывал себе и своему семейству демократических свобод на сейчас и впрок, чтобы «все как у людей» – омары и спаржа, винный погреб, бриллианты в ушах жены и в бархатном мешочке в сейфе, коллекция авангардной живописи.

Воспитанная в уважении к созидательному труду, Марьяна быстро узнала цену людям у власти. Невежественные, самодовольные, хитрые, смекалистые, но не умные, они придумали такую схему круговой поруки, которая работала только на извлечение их личной прибыли. Как обычные уголовники, связанные соучастием в убийстве, они все были замешаны в систему безостановочной перекачки государственных денег на свои заграничные счета. Для обозначения воровства подбирались латинские термины и эвфемизмы, но Марьяну уже не могли обмануть значительные лица и научные слова. Страшно было понимать, что все сферы жизни втянуты в эту систему, отбрасывающую, как шлак, профессиональных и честных людей. Новые хозяева не хотели и уже не умели строить ничего, кроме коррупционных схем. И все надежды на демократию, свободный рынок, саморегулирующуюся экономику разбились о реальность человеческих свойств.

Иногда Марьяна думала что, может быть, в характере Георгия ее привлекало это главное сходство с отцом – созидательное отношение к жизни. В нем тоже был талант творца; он не приспосабливался к жизни, а строил собственный мир, существующий по тем законам, которые ему представлялись справедливыми. С ранней юности Марьяна знала, что покорится только мужчине, наделенному волей и амбициями вождя или полководца. И Георгий из всех, кого она встречала в жизни, больше других соответствовал этому образу. Тем горше было понимать, что ни леди Гамильтон при Нельсоне, ни Жозефиной при Наполеоне она не стала.

При этом она всей кожей ощущала ужас, думая, что может снова все потерять. Любовь была столпом, подпирающим свод мироздания, и без Георгия мир мог рухнуть, похоронив ее под обломками. Она не любила детей, а при мысли о том, что в ее организме на девять месяцев поселится инородное тело, заранее ощущала дурноту, словно при ней описывали неприглядные признаки болезни. Но когда-то Георгий хотел от нее ребенка, и в последние полгода ей все чаще на ум приходил тот способ привязать к себе мужчину, которым пользуются большинство женщин.

В медицинском центре, который порекомендовала подруга Света, ей подробно рассказали о дорогой, но действенной методике экстракорпорального оплодотворения. Заботливая медсестра поставила ширму и помогла ей лечь. Хрупкая женщина-врач с проворными руками действовала нежно и ловко, и Марьяна почти не испытала неприятных ощущений, которыми всегда сопровождались подобные процедуры. Поэтому, когда речь зашла о необходимости обследовать и Георгия, ей было не так тяжело было признаться, что с этим могут возникнуть сложности.

– Мы пока не обсуждали это с мужем. То есть я уверена, что он хочет ребенка, но не знаю, станет ли он проходить обследование.

– Сколько лет вы в браке? – спросила доктор.

– Около трех лет. Но раньше я не готова была иметь детей. Я перестала предохраняться два месяца назад. В любом случае я хотела больше узнать про искусственное оплодотворение. Мне сказали, что ваш центр также предоставляет услуги подбора суррогатных матерей.

Врачиха смотрела на нее, сощурив глаза.

– Почему вы считаете, что не сможете самостоятельно родить?

– Просто я хотела бы рассмотреть все варианты. Мы с мужем достаточно обеспеченные люди. Но в нашей семье есть сложности. Мне бы не хотелось об этом говорить.

Женщина кивнула, но взгляд ее стал неприятным и цепким.

– Понимаю. После сорока лет сексуальная активность мужчины несколько снижается, но это вполне нормально.

Вдруг решив идти до конца, Марьяна заявила:

– Мой муж проявляет большую активность, но в основном с другими мужчинами. Он гомосексуалист. А мне тридцать семь лет, я на грани критического возраста. Раньше я не хотела детей, потому что не люблю младенцев и считаю, что совсем не обязательно увеличивать и без того чрезмерную популяцию человечества. Но я хочу сохранить свою семью. Я не могу остаться одна. Мы с мужем собирались развестись, но теперь решили снова быть вместе. И я подумала, что ребенок может спасти наш брак.

Врачиха выслушала ее с показным бесстрастием.

– Вы обращались к семейному психологу? – спросила она, снова что-то записывая в карте.

«В конце концов, это ее работа, – подумала Марьяна. – Горничная моет унитазы, гинеколог разбирает грязное семейное белье».

– Муж не выносит никаких психологов. Считает их шарлатанами. Вам, вероятно, кажется, что я говорю странные вещи. Но я и в самом деле не понимаю, почему женщине навязывается этот… так называемый долг перед природой. Мне всегда была неприятна мысль, что мое тело должно стать инкубатором для какой-то неизвестной рассады. Но, возможно, если я смогу забеременеть, я буду чувствовать это по-другому.

– Возможно, – кивнула доктор, делая какой-то знак медсестре.

– Не думайте, я никого не обвиняю. Я заранее знала, что он предпочитает мужчин. Он держался первое время, но потом все снова началось, и отношения были ужасные. Но теперь я учусь принимать неизбежное. Мы давно знаем друг друга. Я не должна его потерять, иначе все было зря. – Марьяна чувствовала, что сбивается с мысли, но продолжала говорить. – Когда боль причиняет человек, которого любишь, не знаю, как вам объяснить… я ощущаю лавину агрессии. Мне хочется закричать ему в лицо… Хочется ударить, оскорбить, любым способом привлечь к себе внимание, чтобы он тоже почувствовал боль! Пусть он тоже страдает! Я готова терпеть что угодно, только не безразличие. Мне нужно знать, что он не уйдет. Ребенок – это моя гарантия… Как вы думаете, я смогу полюбить этого ребенка? Или все бесполезно?

Краем глаза Марьяна заметила, что медсестра открыла шкафчик и капает лекарство в пластиковую рюмку. Запах валерьянки заставил ее очнуться. Она поднялась со стула, снова села.

– Выпейте, пожалуйста, – проговорила медсестра, но Марьяна отстранила ее руку.

– Спасибо, это не обязательно. Со мной все хорошо.