Книга Злые куклы - Елена Юрская

— Ты в этом уверен? — спросил Глебов у Петрова. Спросил так интимно, как будто других людей в квартире уже не было. Буцефал деликатно прокашлялся… Но тщетно.

— Пока нет. Но надеюсь, будут, — пообещал Петров. — А теперь — не мешайте нам работать. И объясните следствию, каким образом предсмертная записка покойной оказалась во внутреннем кармане вашего пиджака.

— А может, она написала ее раньше? — усмехнулся Глебов.

— А вот вы себя и выдали, вот и выдали… — Петров захлопал в ладоши и бурно расцеловал Марью Павловну в обе щеки. — Все слышали?! Миленькая, вы слышали?! Он не спросил, о какой записке идет речь? Он даже не уточнил, о какой покойнице. А значит, знал, и суд присяжных обязательно учтет это…

Петров так разошелся, что прижал к себе Марью Павловну по-родственному крепко. Но тут она подала голос:

— Что вы себе позволяете? Вы кто такой, чтобы… вот…

«Кокетничает. Старая лошадь, а туда же», — удивился Буцефал, а Петров-Водкин виновато втянул голову в плечи. Весь его боевой задор испарился. Сошел на нет… Он, угрюмо посапывая, поглядел на злого, но очень бледного Глебова.

— Да и, кроме того, вам придется доказать, что эту бумагу вы взяли у меня, а не из собственного кармана. И самое главное… Доказывать ведь не придется…

Ах, Леночка… Как же ты оказалась связана с этим хищником? Что у вас общего? Как ты впуталась? Да нет, вряд ли они связаны с Глебовым. Иначе Глебов не вел бы себя так нагло. Конечно, все это было его рук дело — угрозы, шантаж, длящаяся уже пятнадцать лет месть… И Леночка его соучастница? Нет, в это невозможно поверить. У жены, конечно, свои мотивы. Свои цели. Надо ее выслушать.

— А давай затолкаем ему записку обратно, — склонившись над ухом Петрова, предложил Буцефал. — А потом изымем по всем правилам?

— Шептаться неприлично, — сказала Марья Павловна, уже успевшая подкрасить губы и немного припудрить носик. — Заканчивайте, граждане, у нас все-таки горе в семье. — Ее рот был готов для скорби и нравоучений, но морковный цвет все портил, потому что выдавал страстную натуру, склонную к решительным действиям и не склонную к сантиментам.

Буцефал уже топтался в прихожей. Ему надоело. Причем надоело даже привычное раздражение, которое вызывал этот странный рыжий Кузя. В душе саднила обида. И немного ревность. А Кирилла он все-таки арестует. И пусть Петров с его научно-художественными теориями в духе Агаты Кристи не парит ему мозги. Потому что все просто. Если есть мертвая жена, то сажать нужно мужа. А потом разбираться. А тут и жена, и коллега по работе… Все ясно… И никакой Глебов ему не поможет.

— Мы все равно будем вынуждены его задержать, — сказал Петров, точно читая мысли своего напарника. — Эксперт сказал, что дело нечисто. Это только вопрос времени. И сегодня вы не сможете помешать следствию…

— А завтра? — улыбнулся Глебов. — А послезавтра? Кузя, ты же в городе живешь, налоги небось не платишь, по улицам ходишь, кофе на работе пьешь. Ты ужасно рискуешь. Где Лариса? Я спрашиваю, где Лариса? — Он завелся с пол-оборота, потому что наткнулся взглядом на резинку для волос, которую обронила внучка. — Где? Если с ней… — Глебов схватился за сердце. — Если с ней… — Он медленно оседал на пол, но никто почему-то не спешил ему на помощь. Кирилл сидел на кухне и задумчиво пил чай из большой глиняной кружки. Буцефал дальновидно пятился к двери, к выходу, — собрался бежать к начальнику районного управления. А Марья Павловна с застывшей полуулыбкой, выражавшей не то презрение, не то сожаление, смотрела на заметавшегося по квартире Петрова.

— Лекарства! Нитроглицерин! Валидол… Что еще? Давайте же. Давайте…

— Вы убили его, — сообщила Марья Павловна немного ехидно, но очень торжественно. — При свидетелях, между прочим.

Кузьма Григорьевич опустился на колени и, приложив ухо к груди Глебова, уловил невнятный сердечный ритм. Немного поразмыслив, он сунул визитки и записку в карман Глебова, вытащив из него на основе взаимовыгодного обмена упаковку лекарств.

— Ложку дать? — равнодушно спросил Кирилл.

— Обойдусь! — Петров разжал Глебову челюсти и засунул маленькую таблетку под язык. Для быстрого приведения в чувство не хватало нашатыря. Может, сделать искусственное дыхание? А может — по морде. Поскольку никто из домашних не собирался двигаться с места, Кузьма Григорьевич позволил себе дать три увесистых пощечины. Больному это могло помочь. Кузьма подумал, что давно уже ничего не делал так вдохновенно… Он уже приготовился продолжить процедуру. Петров подул на руку и поиграл пальцами. Пусть только придет в себя…

— Полегче! — Глебов открыл глаза и увидел наглую физиономию Петрова. — Опять ты? Не дал умереть? Ну спасибо…

— На тот свет надо отправляться с чистой совестью, — нравоучительно сказал Кузьма.

— Внучка где? Ты?

— Нет. — Кузьма Григорьевич покачал головой. — Тут без меня обошлось, а показания давать придется… Так-то вот… Кстати, а что у нас с чаем? Да я и поел бы, наверное, а то что за разговоры на голодный желудок, Марья Павловна, покормите? — Кузьма решительно направился в кухню.

Петров открыл холодильник, памятуя однако, что за такую вольность Леночка отбила бы ему не только руки, но также печень, селезенку и желудок: холодильник — вотчина женщины, главная вотчина… Вообще, в их семье вотчиной мужчины было все — работа, уборка, деньги, самоутверждение, увлечения, болезни… Сердце сжала невидимая жесткая рука.

— У меня уже начинаются боли в желудке, — предупредил Петров. — Согласен на рулет с грибами, а?

Завтра его могут выгнать с работы, лишить всего, что было дорого и важно. Завтра может произойти все, что угодно. Но сегодня — он взял след. Он шел по следу, он знал, что шаг-другой, пусть дурной, вихляющей походкой, — и он будет у цели.

— Виктор Федорович, у вас есть ключи от квартиры? От этой?

— Разумеется, — сказал Глебов, набирая цифры на мобильном телефоне.

— У кого еще? Ведь дверь не взламывали?

— Она могла быть открытой… — сказал Кирилл. — Из-за Ляли, она иногда не может попасть в замок, очень нервничает… Могла быть открытой. Ешьте, ребята, ладно… И это… Извините, не так я себя повел… У меня были ключи. У мамы, у Жанны, кажется, тоже. Но дверь могла быть открытой… Она — жена моя, ребята… Даша — моя жена… — Он выглядел потрясенным. Похоже, до него стало доходить.

Петров увидел, что Глебов вдруг поморщился и отвернулся… Он все никак не мог дозвониться? Или передумал? И куда, вообще, он звонит?

— Мне мама позвонила… Я был там. В офисе, — объяснял Кирилл.

— Он опечатан, — обрадовался Петров, вгрызаясь в бутерброд, который сочинил себе сам. — Не обманывай…

— В своем, в тренерской, в общем, — уточнил Кирилл, тупо разглядывая пастушку на чашке. Рисовал ее большой любитель Брейгеля — у милой девушки было лицо коровы. Может, символ? — Я не поверил… Афина — тоже умерла. И Даша… Значит…